Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сами собой на память приходят слова «Молодушки», ее коронной песни:
Русская баллада, в странном изломе, напророчила судьбу певицы:
Феликс Юсупов на одном из вечеров Альмы Эдуардовны предложил:
– Людмила, споем вместе «Кирпичики»? – и пригласил меня к себе.
Он был большой красоты человек, элегантный, курил сигареты из черного портсигара и при этом пудрил лицо. Однажды я случайно его застала за этим немужественным занятием.
В парижском доме Феликса и Ирины Юсуповых, в шестнадцатом аррондисмане Парижа, две большие комнаты были соединены в одну. Получилась студия – ее стены были обиты пробкой, чтобы не долетал уличный шум. У Юсуповых часто бывали вечера, очень веселые, с шумом, пеньем и цыганами – все это длилось до трех-четырех часов ночи. Князь Юсупов отменно пел «Кирпичики», жалобную фабричную песню, очень популярную в России начала XX века:
Князь Феликс мраморными пальцами перебирал струны гитары, самозабвенно подыгрывая жестокому городскому романсу. Так, верно, кто-то из его предков, екатерининских вельмож, восхищавших Пушкина, мог напевать «В островах охотник целый день гуляет…» – простонародную русскую песню своих времен.
И кутить, и петь князь Юсупов любил.
Может быть, это были два его любимых занятия…
Там бывало много гостей: Юрий Трубецкой, «князь» Мдивани, муж Барбары Хаттон, самой богатой женщины Америки, Волконский, прелестная Лиза Граббе (Феликс Юсупов к ней относился очень нежно) и художник Стеллецкий. Лиза в то время работала манекенщицей у знаменитого кутюрье Моллине, с нею мы потом часто встречались и долгое время были приятельницами.
Париж 1930-х годов был переполнен русскими всех сословий и всех профессий. Были русские церкви, театры, гимназии, скаутские отряды и лагеря, две крупные газеты – «Возрождение» и «Последние новости», русские Дома моды, русские шоферы такси. И кажется, уже тогда молодой Алеша Димитриевич пел на Монпарнасе своим хрипловатым, насмешливым голосом «Эмигрантское танго»:
Десятки слушателей щурились и кивали в такт. То была воистину народная песня русского рассеяния – с издевочкой, забубенная, полная горькой гордости за свое умение выживать и не сдаваться, вдруг обнаруженное в себе прекраснодушными и беспечными почитателями «Утра туманного» и «Пары гнедых»…
Здесь – все было куда как проще.
Так, как оно теперь было.
И родные в ссылке за Уралом имелись чуть ли не у каждой парижской семьи.
И аппаратов инженеры первой эмиграции поизобретали немало. Начиная с вертолета Сикорского и телевизора Зворыкина.
Об эмигрантских ресторанах – нечего и говорить.
В трех больших кафе на Елисейских полях («Триумф», «Колизей»… третье название теперь я запамятовала) играли по вечерам русские оркестры или балалаечники. В определенное время, с пяти до семи вечера, выступали русские гитаристы и певцы.
Я любила ходить в русские рестораны: в самый старый из них (он назывался «Москва» и находился в Пасси), к «Корнилову», к «Мартьянычу», к «Яру», к «Доминику», в маленькие кафе, в кабаре…
Самыми знаменитыми были, пожалуй, «Доминик» на Монпарнасе и три кабаре – «Шехерезада», «Казанова» и «Флоранс».
Господин Доминик (Леон Аронсон), петербуржец, был известным театральным критиком. Писал о Станиславском, Мейерхольде и Варламове, в Париже в 1953 году учредил собственную театральную премию.
За свою долгую жизнь собрал блестящую коллекцию русской живописи, скульптуры и прикладного искусства. В его собрании были такие уникумы, как ключ от Петропавловской крепости, картины Коровина, Сомова, Бенуа и Анненкова.
Все это впоследствии, 15 ноября 1989 года, было продано с парижского аукциона «Друо» и попало в разные руки по обе стороны океана.
У Доминика, в его ресторане, расположенном между бульваром Монпарнас и Люксембургским садом, отменно кормили (особенно хороши были котлеты по-киевски и холодная осетрина). А еды в «Шехерезаде» я не помню вовсе: кабаре есть кабаре, даже если оно оформлено таким художником, как Борис Билинский. И если там начинали пить шампанское, то уж ничего не соображали: музыка звучала, головы кружились, и до сочности киевских котлет никому не было никакого дела… Даже гурманам.
В «Казанове» весь декор был в стиле рококо: белые кресла «луи-кенз» с голубой обивкой. И казалось, целый мир тогда хотел попасть к нам: герцог и герцогиня Виндзорские, коронованные и свергнутые монархи, знаменитые артисты…
Комментарии
Фридрих Буш (1890–1951) – немецкий дирижер и пианист, в 1922–1933 гг. руководил Дрезденской оперой, способствовал возрождению в Германии интереса к музыке Верди. После прихода к власти Гитлера эмигрировал, дирижировал в театрах Буэнос-Айреса, Стокгольма, Копенгагена. В 1947 г. принял подданство Аргентины.
Граф Татищев – Дмитрий Сергеевич Татищев (1898–1972), поручик лейб-гвардии Преображенского полка.
Граф Келлер – Александр Федорович Келлер (1883–1974), муж Ирины Щукиной.
Баронесса Софья фон Энден – Софья Николаевна фон Энден (1914–1976).
Князь Мещерский – Мещерский Николай Петрович (1905–1966).
«Бидермейер» — от нем. Biedermeier, стиль немецкой, австрийской живописи, графики и декоративного искусства, дизайна 1820-х – 1840-х гг. Для этого стиля характерна трансформация наследия стиля «ампир» в более камерном, уютном, пасторально-интимном духе. Стиль имел свои аналоги в искусстве Франции и России.
Магги Руфф – настоящее имя Магги Безансон де Вагнер (1896–1971), французская художница-модельер и писательница. Открыла свой Дом моды в 1929 г., руководила им до 1948 г. Передала руководство фирмой своей дочери. Магги Руфф называли «архитектором высокой моды», в ее моделях были всегда примечательны смелая ассиметрия кроя и высочайшее качество техники. Выпустила в начале 1930-х гг. книги очерков «Америка под микроскопом» и «Философия элегантности».