Московского Кремля была организована придворная Государева аптека, обсуживавшая царскую семью. Она, судя по всему, и была прообразом Аптекарского приказа. В XVII веке Аптекарский приказ постепенно расширял свои полномочия, став в итоге общегосударственным ведомством. К его функциям относилась медицинская забота о боярах, царских приближенных, военачальниках, царском войске; заготовка лекарственного сырья и производство лекарств; руководство аптеками и аптекарскими огородами; приглашение ко двору врачей и контроль за их работой; проверка «докторских сказок» (историй болезни); судебно-медицинское освидетельствование; собирание и хранение медицинских книг; подготовка российских лекарей (с 1654 года).

Одним из первых докторов Аптекарского приказа стал английский врач Роберт Якоби, он же Роберт Джейкоб. Родился Якоби в Лондоне, обучался в Кембридже, получил степень доктора медицины (аналогична современному диплому врача). Став личным врачом королевы Елизаветы I, Якоби смог быстро завоевать ее расположение. Отправляя в 1581 году лейб-медика к Ивану Грозному, королева написала следующее: «Мужа искуснейшего в целении болезней уступаю тебе, моему брату кровному, не для того, чтобы он был не нужен мне, но для того, что тебе нужен. Можешь смело вверить ему свое здравие» [30]. Якоби была подготовлена должность в Аптекарском приказе и назначено немалое жалование. Он сумел приобрести благосклонность Ивана Грозного и даже, по легенде, предлагал царю, уже несколько раз женатому к тому времени, в очередные невесты леди Мэри Гастингс, дочь графа Гунтингтона и дальнюю родственницу королевы Елизаветы. Сватовство, однако ж, не состоялось в связи со смертью царя.

Роберт Якоби обладал широкими знаниями в гинекологии, много занимался здоровьем царицы Марии Федоровны Нагой. После смерти Ивана Грозного Якоби вернулся в Лондон, однако в 1586 году опять приехал в Москву. Елизавета I писала преемнику Ивана Грозного, Федору Иоановичу, и царице Ирине Федоровне (сестре Бориса Годунова) о том, что «из дружбы к ней снова отпускает в Москву медика своего Якоби, особенно искусного в целении женских и родильных болезней» [31]. В письмах Ирина Федоровна горячо ее за это благодарила. Якоби всю жизнь преданно прослужил английскому и заодно русскому престолу и скончался в 1588 году в одной из своих командировок.

Вне царского двора врачей в собственном смысле этого слова на Руси в то время практически не существовало, так как никаких врачебных школ не было и в помине вплоть до середины XVII века. Список медицинских специальностей, согласно переписным книгам, был, мягко сказать, невелик. Историк А. Н. Медведь в работе «Болезнь и больные в Древней Руси» отмечает: «„Кровопуски“ (они же „рудометы“), „зубоволоки“, „зелейщики“[43] – вот скромный „джентльменский набор“ русских врачей XV в. – первой половины XVII в.» [40].

Аптекарским приказом впервые было утверждено, что мужчина не может заниматься акушерским делом, а роды должны принимать повитухи. Следующая попытка урегулировать деятельность повитух была предпринята аж в XVIII веке. Петром I были учреждены первые госпитальные школы, которые положили начало систематической подготовке русских докторов. Приглашать на службу иностранных врачей было в России обычным делом. Считалось, что русские не склонны к врачеванию в силу чрезмерно «удалого» характера. Поначалу это были англичане: Ральф Стендиш (ок. 1522–1559), Линдсей Арнульф (ум. 1571), Ричард Рейнольдс (ок. 1529–1606), Сэмюэл Коллинз (1619–1670), тот же Роберт Якоби. Всех объединяла докторская степень по медицине, полученная в одном из европейских университетов, и то, что вместе с медицинскими знаниями они привозили в Россию свою культуру. На смену им пришли немцы, голландцы, поляки. Все приглашенные доктора предпочитали консервативные методы лечения, презирая хирургию как низшую врачебную специальность (что было обычным явлением в Европе вплоть до XVIII века). Хотя из России и посылали запрос на докторов, которые «во всяком лекарском деле искусны», хирургов при дворе было совсем немного. Об их деятельности и вкладе в развитие русской медицины ничего неизвестно.

В России не было ни одного института, где бы готовили отечественных врачей. Вот и придворным врачом Петра I был голландец. В 1702 году русский посол в Амстердаме подписал контракт с Николаем Ламбертовичем Бидлоо (ок. 1670–1735), согласно которому Бидлоо должен был прослужить при дворе личным врачом царя, или, как тогда было принято говорить, лейб-медиком, в течение шести лет. Доктор сопровождал Петра I во всех походах и путешествиях. Жалование Бидлоо было на порядок выше, чем у прочих профессоров медицины.

В 1706 году Петр I подписал указ, в котором велел построить в Москве «военную гошпиталь»[44] за рекой Яузой, напротив Немецкой Слободы – в Лефортово, – по проекту Николая Бидлоо. Спустя год, в 1707 году, ворота госпиталя открылись для первых пациентов. Ими стали подьячие, монахи, военнослужащие и студенты. При госпитале была открыта первая госпитальная медико-хирургическая школа, в которой Бидлоо являлся инспектором и преподавал анатомию и хирургию по своему рукописному «Наставлению для изучающих хирургию в анатомическом театре» (1710). Русским языком голландский хирург не владел – занятия велись на латинском, немецком или голландском языках. Поэтому первый комплект учеников набирался преимущественно из детей иностранцев. Правда, их не хватило: пришлось добирать из студентов Славяно-греко-латинской академии в Москве, где готовили будущих священнослужителей, переводчиков и государственных деятелей.

Причем получил Бидлоо самых непутевых: пьяниц, лодырей и вообще тех, от кого духовенство с радостью избавилось [67].

Новоиспеченные студенты-медики узнали почем фунт лиха. Учебных пособий не существовало, бумагу завозили из-за границы, и была она «дороже глаза». Гусиные перья, пригодные для письма, студенты сами собирали вдоль берега Яузы. Помимо перьев, ученики Бидлоо собирали лечебные травы и пиявок, самый популярный медицинский «инструмент». Деревенским мужикам подобная охота казалась подозрительной, поэтому случались нападения на медиков. Срок обучения в среднем составлял 5-10 лет. Первый выпуск состоялся в 1712 году. Сам Бидлоо докладывал Петру I следующее: «Лучших из студентов моих рекомендовать не стыжусь, ибо они не токмо имеют знание одной или другой болезни, которая на теле приключается, и к чину хирурга надлежат, но и генеральное искусство о всех тех болезнях, от главы даже до ног, с подлинным и обыкновенным обучением, как их лечить, тако ж приключающиеся язвы завязывати и ко оным завязывание сочинять, где повсядневно от ста до двухсот больных суть, зело поспешно научились. Взял я в разных годах 50 человек до науки хирургической, которых 33 осталось, 6 умерло, 8 сбежали, 2 по указу взяты в школу, один за невоздержание отдан в солдаты» [54].

При госпитале был организован анатомический театр, где проводили вскрытия «подлых людей» (на которых, к слову, государь присутствовал лично и даже учился препарировать трупы). По распоряжению Петра I со всей округи туда свозили казненных преступников. Как относилась к этому православная церковь, история умалчивает. Можно предположить, что представители