Из рыб в реках, озерах и лиманах вольностей запорожских казаков известны были: белуга, иногда до трех сажен длины; осетры, севрюга, стерлядь, сомы, сазаны, иначе коропы, судаки, или сула, окуни, щука, тарань, скумбрия, вырезуб, рыбец, бычки, камбала, иначе полурыбица, язи, чилики, марена, лещи, сельди, белизна, сабли, плотва, караси, раки и проч. Для рыбной ловли запорожские казаки располагались зимой в особых заводах, летом – во временных тростниковых шалашах, по берегам рек, озер и лиманов.

Из насекомых известны были в степях вольностей запорожских казаков: пчелы, особенно много разводимые казаками, сверчки, муравьи, тараканы, пауки и другие; из пресмыкающихся – гадюки, ужи, желтопузики, то есть желтобрюхи и прочие[124].

Из произведений растительного царства известны были: виноград, яблоки, груши, вишни, терн, калина, барбарис, ежевика, дикий чай, шалфей, персики, водяные орехи, капуста, цикорий, горчица, спаржа, дикая морковь, хрен, пастернак, артишоки, которых особенное множество росло по Бугу, около Гарда между скал[125], пырей, ковыль, катран, бурьян, богородичная трава, чебер, бедринец, дягельник, чернобыльник, дикий лук, щавель, везил, пижма, лобода, репейник, крапива, полынь, лопух, тюльпан, васильки, мята, ромашка, гвоздика, капуста заячья, вязник, бронколь и другие; кроме того, по берегам рек, озер, лиманов и болот рос очерет, или камыш; из грибов известны были шампиньоны.

Представленные в таком привлекательном и заманчивом виде у одних писателей, вольности запорожских казаков изображаются в совершенно противоположном характере у других. Многие, покидая свою родину где-нибудь на Украине, в Польше и России, убегая за пороги и рассчитывая там на получение богатой добычи, напротив того, нередко возвращались назад, потеряв даже то, что несли с собой. Оттого и поется в казацких песнях:

Как пишет в журнале «Вестник Европы» господин Кулиш: «Рассказ Папроцкого выразительными чертами рисует местность, где гнездилось казачество. Становится понятным, почему она называлась «дикими полями», безлюдной пустыней, не принадлежащей никому из соседних народов. Это были пространства бесплодные, опустошаемые саранчой, удаленные от поселений настолько, что человек рисковал умереть голодной смертью во время переходов. Некоторые только места изобиловали рыбой и дичью, да на больших расстояниях были разбросаны оазисы богатой растительности для пастьбы скота. Удалиться за пороги значило подвергнуть себя многим лишениям, которые мог выдержать только человек с железной натурой. Чтобы войско могло стоять в этой пустыне кошем, отряды его должны были заниматься охотой и рыболовством. Даже добывание соли сопряжено было с далекими переездами и опасностями, и потому казаки вялили рыбу, натирая ее древесной золой вместо соли. «Казак-сиромаха» было давнишней народной поговоркой на Украине, где сиромахой обыкновенно называется волк в смысле голодного скитальца. Казак и убожество, казак и нужда – эти два понятия всегда имели близкое родство. Вспомним распространенное по Украине изображение запорожца с надписью:

Особенно страшны были запорожские степи людям, не свыкшимся с ними, не знавшим всех свойств и условий степной жизни. Как пишет господин Русов в своих «Русских трактатах»: «Гетман Самойлович во время переговоров с дьяком Украинцевым о союзе с Польшей против Крыма, в 1679 году, советовал царю не нарушать мира с крымцами, надеясь на Польшу, ибо, по его словам, поляки, при всем своем желании быть верными царю, как только попадут в степь и испытают ее прелести, то не выдержат, изменят и перейдут на сторону хана, лишь бы не вести войны там, где могли ее переносить только свыкшиеся с ней сыны степей, казаки»[127]. Выражаясь так, гетман Самойлович разумел крымские степи, но совершенно то же нужно сказать и о степях запорожских. Боплан, живший в XVII веке на Запорожье, отмечает главные недостатки запорожских степей – недостаток соли и воды[128]; и точно, в запорожских степях редко можно было встретить пресную воду, большей частью там была вода горькая и соленая. Манштейн, бывший в Запорожье в начале XVIII века, считает бедствиями степей отсутствие подножного корма в осеннее время, холодные ночи и несносные стужи среди лета, страшную пустынность края, отсутствие воды и леса для топлива[129]. У польских писателей прошлых веков вся земля запорожских казаков характерно называлась «Диким полем», иногда «Чистополем», «Пустополем». Тем же именем называются запорожские степи и у германского посланника Эриха Ласоты; последний дает название «Дикого поля» северо-западной окраине запорожских вольностей от реки Суры, правого притока Днепра, на север и на юг. На карте XVII века Typus generalis Ukraine «Диким полем – campus desertus et inhabitatus» – называется все пространство степей от левого берега Ингульца до реки Днепра. Малороссийские летописцы, польские писатели и западно европейские путешественники прибавляют к названным недостаткам степей Запорожского края страшный зной летом, невыносимый холод и лютую стужу, вследствие открытой, ничем не защищенной местности зимой; жестокие ветры, повальные болезни, всеобщий мор, часто посещавшие Запорожский край, саранча, комары, мошка, черви и хищные волки, свирепствовавшие в открытых степях и своим диким воем наводившие ужас на постоянных жителей и случайных путешественников – все это делало едва доступным для обитания край запорожских казаков. Многие из названных бедствий – засуха, повальные болезни, мор, саранча – повторялись нередко из года в год и были истинным бичом для низовых обитателей. Иногда, происходя даже где-нибудь на Украине, эти бедствия чувствительно отзывались и в Запорожье, как, например, в 1637, 1638, 1645–1650, 1677, 1686, 1710, 1748 и 1749 годах.

В 1575 году лето в запорожских степях было настолько жаркое, что от страшного зноя трава в степи повыгорела и вода в реках повысохла; осенью, в сентябре и октябре месяцах, во многих местах через Днепр даже овцы переходили вброд, а на днепровском Низу, у Микитина перевоза и речки Чертомлыка, высохли все плавни, так что татары свободно переправлялись с левого на правый берег Днепра и свободно нападали на становища запорожских казаков[130]. В 1583 году в степях запорожских свирепствовала саранча; Самуил Зборовский, владелец города Злочева, Львовского уезда, шедший в это время с отрядом польской шляхты по Днепру для соединения с запорожскими казаками с целью предпринять общий поход против московского царя Ивана Грозного, встретил ниже острова Хортицы на Днепре тучу саранчи, от которой у него пало до 300 лошадей и много попухло людей[131]. В 1637 году на Украине был страшный неурожай; весной этого года три месяца не было дождя; рожь рвали с корнем и за диво было видеть хоть один сжатый сноп, в Петровку жито продавалось по 20, даже 24 злотых, просо и гречиха по 12, овес по 8 злотых; трудно было человеку дожить до новины; тогда исполнилось пророчество Исаии, что кто сто мер посеял, тот едва одну взял[132]. В 1638 году также был недород; вообще этот год был тугой на Украине: посеянный хлеб съел червь, оттого озими было очень мало, и если бы не яровой хлеб, гречка и просо, то люди поумирали бы от голода[133]. В 1645 и 1646 годах подряд Украину страшно опустошала саранча, причинившая народу неисчислимые бедствия[134]. В 1648 году был «незначный приморок» на людей: «люди бардзо упадали»; того же года был неурожай вследствие бездождия в течение трех весенних месяцев; только яровые хлеба были хороши, чем и спаслись люди от голода[135]; того же года во всей Украине было страшное множество саранчи, причинившей великие бедствия людям, пожравшей хлеб и траву, так что негде было и косить сена; к тому же зима была слишком продолжительна, во время которой нечем было и скота кормить; та саранча зазимовала на Украине и весной снова явилась, и «так великую дорожнету учинила[136]», как говорится в летописи Самовидца. В 1649 году был большой неурожай; уродила лишь падалица от ржи в тех местах, где стояли таборы; яровой хлеб сняли руками; в этом же году было страшное множество саранчи, съевшей хлеб, и не менее того мышей; никто не знал примера, чтобы когда-либо было столько мышей, как в этот год: от этого была большая дороговизна на хлеб, соль и сено[137]. В Хмельницкой летописи говорится, что в 1650 году, тотчас после праздника Рождества Христова, рожь продавалась по два злотых с излишком, а потом по копе, а в апреле того же года осьмина ржи по четыре злотых, осьмина проса по 3 и по 10, яровое по 3 и овес по 2 злотых[138]. В 1677 году была великая снегами и морозами зима: снега и морозы продолжались почти до святого Георгия, так что у людей не только сена, но и соломы хватать не стало. В 1678 году, как говорят нам другие летописи Южной и Западной Руси, после Всеедной, выпали превеликие снега, от которых пало много татар и их коней, приходивших на Запорожье и Украину[139]. А Самуил Величко пишет, что в 1680 году была страшная суша и спека солнечная, от которой повысыхали воды и травы, развелись черви, поевшие бобы, капусту, горох, коноплю, гречиху и переходившие с одной нивы на другую; в это же время в турецком городе Кизыкермене открылось моровое поветрие, первой жертвой которого был кизыкерменский бей со всем домом своим; из Кизыкерменя моровое поветрие перешло осенью в Сечь Запорожскую и там причинило великие бедствия[140]. В 1686 году на Украине появилось множество черных червяков, величиной с гусеницу, причинивших страшный вред конопле и другим в этом роде растениям, кроме хлеба; они целыми стадами ходили по дороге и через ворота в город, из города – на огороды, не боясь дождей и мокрого лета. В 1688 году, 8 августа, в Запорожье и на Украину налетела в страшном количестве саранча, покрывшая все войско князя Василия Голицына, шедшее против татар; она повернула было вниз по-над Днепром, но потом явилась близ городков (то есть близ Украины); далее от Донца вновь явилась в бесчисленном множестве и укрыла все войско, но отсюда повернула в татарские степи; от нее падали лошади и рогатый скот, поедавшие ее с травой, также пропадали куры, гуси, утки и индейки; в это же время в Запорожье свирепствовала страшная чума, от которой умерло много народа[141]. В следующем году, 9 августа, саранча все еще продолжала свирепствовать в Запорожском крае[142]. Читаем в той же летописи Самовидца: «В 1690 году весной в бывшем запорожском городке Самаре, или Новобогородицкой крепости, открылся великий мор людей: поумирало много народу великороссийского звания, скончался и сам воевода крепостной; из Самары мор распространился и по другим местам Запорожского края; в то же время на Украине около Стародуба явилась саранча; она налетела сюда 9 августа и отсюда бросилась частью в Литовский край, частью в Польшу, частью же осталась на зиму около Нежина, Чернигова и Стародуба; она шла широкой полосой, захватила окраину Московской земли за городом Свинским, испортила всю Комарницкую волость, сожрала озимый и яровой хлеб и была причиной такой дороговизны, что осьмина ржи и овса стоила по три злотых». В 1710 году на Украине, продолжает Самовидец, свирепствовала страшная моровая язва; она началась сперва в Киеве, а потом распространилась и по прочим малороссийским городам; в это же время налетела от моря на Украину великая саранча, поевшая хлеб и траву[143]. Манштейн пишет: в 1738 году открылась в Яссах и Бухаресте моровая язва; отсюда она перешла в Каменец-Подольский, Бар, Могилев, захватила Украину[144], перешла в Очаков и на Кинбурн, поглотила многих казаков на Запорожье, полегших своими костьми на кладбище Новой Сечи и черными могилами сразу увеличивших эту и без того мрачную обитель. В 1748 и 1749 годах на Украине свирепствовала страшная саранча, для истребления которой принимались такие же решительные меры, как против чумы[145]. Феодосий повествует: в 1750 году страшная чума опустошила почти все Запорожье[146]; в это время Кош предписал жечь имущество и кедии зачумленных иноков Самарско-Николаевского монастыря; тогда предана была пламени келия настоятеля монастыря, иеромонаха Прокла, умершего от чумы; вместе с его имуществом сожжено было множество документов, относящихся к истории этого монастыря, и биография первого настоятеля обители, иеромонаха Паисия[147]. Эта чума продолжала свирепствовать потом ив 1756 году в тех же самарских местах[148]. В 1759 году было неурожайное лето в Запорожье; после него настала холодная и бурная осень, а после пасмурной осени наступила с конца октября глубокая и холодная зима: снега завалили запорожские степи; стужа, мороз и порывистые ветры довершали лютость зимы; такие холода упорно держались до февраля следующего 1760 года, и в это время погибло множество людей и еще более того скота[149]. В наступивший 1760 год на запорожской реке Самаре вновь открылась чума. Феодосий описывает происходившее так: «Появившаяся и сразу в одно время обнявшая все вообще Запорожье моровая язва была так сильна и свирепа, навела на казаков запорожцев такой панический страх, что жители Запорожья в недоумении и страхе, в томлении сердец и в смятении духа, в виду смерти, прекратили все обычные занятия свои и всецело предались молитвенным воплям и сердечным воздыханиям к Богу. В Никитином (заставе) иеромонах-начальник, внезапно и скоропостижно умерший, незадолго до смерти в духе старческой, отеческой любви, написал умилительное воззвание к своим деткам-запорожцам, прося и умоляя их каяться во всех прегрешениях своих и готовиться к переходу в загробную жизнь; сечевой школы и церкви учитель и уставщик, иеромонах Леонид, прекратив все занятия в школе и переместив учеников своих из Сечи за речку Подпольную, по долгу звания своего, как отец сердобольный, возвысил к детям-запорожцам голос свой яко трубу, письменно и устно внушал всем и каждому, в тяжкие минуты явной опасности, заботиться исключительно о благоугождении Богу и о спасении души. Сам пан атаман Алексей Белицкий, именем всевельможного и всевластного Коша, располагал и приглашал казаков-запорожцев к тому же. В духовном, чисто религиозном настроении сердца казаки-запорожцы во все это время огромными массами ходили в Новый Кодак на поклонение образу великого милостивца и избавителя от наглой смерти, святителя Христова Николая»[150]. В 1768 году с половины месяца января началась страшная «хуртовина» или «пурга», продолжавшаяся весь февраль до начала марта; от этого в Запорожье погибло много людей и скота более половины всей численности[151], как пишет все тот же Феодосий. Такой же стужей отличалась зима ив 1769 году; в это время татары, сделавшие набег на Новосербию, потеряли от холода 30 000 лошадей[152]. В 1770 году в Запорожском крае был повсеместный неурожай и голод, а в Киеве открылась чума[153]. В 1771 году, продолжает Феодосий, в январе месяце, в Запорожье открылась моровая язва; уже в марте месяце от этой язвы опустели села Романково, Кодак, Самара и Перещепино; в октябре месяце обезлюдели многие славяносербские шанцы; в это время добычей страшной смерти сделались в Елисаветграде правитель духовных дел, священник Василий Логовик, в Бахмуте Семен Башинский, в Таганроге Михаил Парафацкий, в Азове Георгий Хрещатицкий и Михаил Алексеев, в конном казацком полку Павел Григорьев и многие другие[154]. Наконец, в 1772 году, весной, в Запорожье было страшное и разорительное наводнение, а летом открылась повсеместная чума[155].