в квартале Августинцев. Там живёт одна модистка по имени Виргиния Грандо. Она всецело нам предана. В её квартире, в простенке за кухней сделан тайник футов в девять. Его и не отыщешь. Даже обитатели этого дома не подозревают о его существовании. В нём жили в течение шести месяцев аббат Эджеворт, духовник короля-мученика, и епископ Карбоньерский. И вышли оттуда целы и невредимы. Я предлагаю Жоржу, Гиду и Сан-Режану с сегодняшнего дня переселиться туда.

— Мы об этом поговорим потом, — грубовато сказал Жорж. — Нужно прежде всего на что-нибудь решиться. Бонапарт конфисковал Францию в свою пользу. Все наши надежды на соглашение рухнули. Нужно, стало быть, действовать. Что же мы предпримем?

— Решить вопрос можно только одним способом, — отвечал Сан-Режан. — Нужно отделаться от первого консула.

— То есть убить его, — добавил Полиньяк.

Водворилось молчание. Дело шло ни больше, ни меньше, как о победителе при Риволи, Арколе и при пирамидах. Несмотря на свою энергию, заговорщики невольно были подавлены этим человеком. Но Жорж был не робкого десятка. Он нахмурил свои густые брови и сказал:

— Каким же образом вы хотите его убить? Есть несколько способов действовать. Один из нас может напасть на него с пистолетом или с кинжалом и убить его. Откровенно говоря, я вовсе не стою за этот способ. В этом акте есть что-то жалкое. Он не производит сильного впечатления казни, в нём нет благородства борьбы. Наконец, можно ведь и промахнуться. И тогда наступит катастрофа. Лучше не делать ничего такого, что связано с риском неудачи. Как было бы досадно, если б он был только ранен! Популярность его от этого только увеличится. Нет! На него нужно напасть, обеспечив себе все шансы победы над ним и над его сторонниками. Я хотел бы стать сам во главе этого предприятия.

— Послушайте, Жорж. Каким образом вы взялись бы за дело? — спросил Гид де Невилль, облокачиваясь на стол, как бы для того, чтобы слушать его ещё внимательнее.

— А вот как. Я вызову из Бретани в Париж небольшими отрядами человек тридцать моих королевских стрелков. Они прибудут разными дорогами под видом разносчиков, рабочих, извозчиков. За это время я успею запастись мундирами консульской гвардии. Под предлогом ремонта для версальского гарнизона я закуплю лошадей в достаточном количестве и буду держать их у верного человека недалеко от Парижа, положим, в Монруже. Затем я дождусь поездки первого консула в Сен-Клу и устрою ему засаду. Карету Бонапарта сопровождают всегда не более двенадцати человек. Я поеду вперёд и буду ждать на большой дороге. Благодаря мундирам, я могу на них напасть и дать по ним залп прежде, чем они успеют опомниться. С саблей в руке я вызову Бонапарта на поединок. И пусть Бог решает. Уверен, что его жизнь будет в моих руках.

— Это очень рыцарский план, — сказал Косте. — Но с таким человеком нужно послать к чёрту всякое рыцарство. Ему так везёт, Жорж, что он наверняка ускользнёт от вас. Может быть, около него окажется его зять Мюрат, который сразится с вами, и чёрт знает, кто тут уцелеет. Этот повеса обменивался в Египте ударами с самыми знаменитыми мамелюками, и их ятаганы оказались не так остры, как его сабля. Нет! Нет! Нужно придумать что-нибудь более практичное и более верное. Стычка или единичное нападение слишком мало обеспечивают успех. Вас могут выдать. Наконец, вместо взвода карету может сопровождать целый эскадрон. Вас могут окружить жандармы прежде, чем вы об этом догадаетесь. Среди тридцати, которые будут участвовать в нападении, всегда может найтись один неловкий или даже изменник...

— Я отвечаю за своих людей! — воскликнул Кадудаль.

— Когда они в Бретани и дерутся в открытом бою. Но в Париже, в роли заговорщиков, где столько соблазну — женщины, игра... Лучше ручайтесь за себя, Жорж, а не за других.

— В таком случае что же делать?

— Я знаю, что делать, — сказал Сан-Режан. — Мне известен один снаряд, очень любопытный и вместе с тем очень простой. Он состоит из маленького бочонка, наполненного сотней фунтов пороху и двумя сотнями фунтов дроби и пуль. Снаряд помещают на ручную тележку, чтобы установить его там, где нужно. В отверстие бочонка вставляется ружейное дуло, и, если нажать на собачку, произойдёт взрыв. Если в это время генерал Бонапарт будет проезжать мимо в карете или верхом, он исчезнет так, как и подобает такого рода герою — в громе и молнии, среди треска и блеска!

— Недурно задумано, — улыбаясь сказал Гид де Невиллы — Наш друг Сан-Режан — весьма изобретательный фейерверкер.

— Каждому своё, господа, — сказал молодой человек. — Это не моё изобретение. Его сделал некий Шевалье. В этом месяце узнала об этом и полиция. Вышеупомянутый революционер Шевалье гниёт теперь где-то в застенке, но его бочонок с порохом к услугам каждого, кто пожелает им воспользоваться.

— И кто пожелает рисковать своей жизнью, — ворчливо добавил Жорж.

— Поэтому я попрошу вас поручить исполнение этого плана мне, — сказал Сан-Режан.

Кадудаль задрожал. Щёки его тряслись. Он сжал кулаки и упёр их в свои массивные бока.

— Клянусь св. Анной, товарищ! — воскликнул он. — Вы славный малый. Мне не нравится ваша манера действовать, но, признаюсь, вы храбрец из храбрецов. Итак, господа, вот два предложения, которые нам нужно обсудить — моё и Сан-Режана. Которое вам больше нравится?

— Предложение Сан-Режана, — решительно объявил Косте. — Тут такие шансы на успех, что нечего и колебаться!

Гид, Полиньяк и Валори кивком головы выразили своё согласие.

— Итак, господа, предложение принято, — сказал Полиньяк. — Чтобы облегчить дело нашему другу, нам остаётся только демонстративно выехать из Парижа.

— Вы, Жорж, отправитесь в Бретань, вы, Гид, в Англию, к принцам, а вы, Валори, поедете в Германию. Сам я должен быть в Руане, где у меня есть дела. Увидев, что мы разъехались, полиция успокоится, ослабит свой надзор, и тогда Сан-Режан получит возможность действовать свободнее. Как же вы думаете приняться за дело, Сан-Режан?

— Господа, я прошу вас предоставить мне полную свободу действий. Мне понадобятся два или три помощника. Но они до последнего момента не будут знать, в чём дело. Я могу быть уверен только в той тайне, которую храню сам. В настоящее время я думаю также уехать из Парижа. Я возвращусь, когда настанет время.

— Как же мы будем получать сведения