В этой жизни?…

Нет…

Скорее всего, уже не в этой…

А в той, в прошлой жизни….

Часть вторая. Глава 1

Часть вторая.

Глава первая.

Не знаю как… Не знаю где…

Бли-и-ин…

Как больно-то…

Всё тело ноет и болит, как будто один сплошной синяк…

Я пытаюсь пошевелить рукой… И мне это удаётся.

Я шевелю свой правой рукой…

Я шевелю правой рукой? Я могу снова ей шевелить?

Боль есть, но не такая, как от простреленной ключицы…

А ещё… Я разглядываю свою левую ладонь, поднеся её к лицу почти вплотную…

Ладонь… Вот моя левая ладонь… та самая ладонь, на которой мгновение назад лежала, а потом и взорвалась граната Ф-1. От этой ладони не должно было ничего остаться, от слова совсем ничего. Ну, максимум лохмотья мяса и костей.

Либо это не моя ладонь, либо…

Нет… Это моя ладонь. Вот круглый след от ожога… След моей юношеской глупости. Лет в пятнадцать, на спор, прожигал сигаретой бумажный рубль, прижатый к руке… Выиграл тот самый рубль, и заработал след от ожога на всю жизнь… Слабоумие и отвага — вот черты нашей бурной молодости…

* * *

Чувствую, как чем-то сильно воняет… Воняет так, как из привокзального сортира. Через некоторое время понимаю, что воняет исключительно от меня… Я валяюсь на кровати в мокрых слаксах и грязной фланелевой клетчатой рубашке. Рубашка заблёвана, а штаны… Штаны загажены мною капитально…

Что за херня тут такая творится? Я секунду назад был в джинсах и кожаной куртке. Я взорвал себя и врагов гранатой Ф-1. Меня на куски должно было разорвать. А я тут лежу вонючий, облёванный в мокрых штанах…

Я попытался приподняться. Но тут же силы меня оставили, и я снова потерял сознание, провалившись в липкую темноту…

* * *

Я мыслю, а значит, я существую…

Кто так сказал?

Я это сказал.

Потому что Декарт, когда говорил нечто похожее, говорил не по-русски, когда-то давно и о ком-то другом. Да и его изречение «Cogito ergo sum», если переводить дословно, переводится немного другими словами. Но сейчас это меня мало волнует… А что меня волнует?…

Непонятность всего происходящего…

Здесь и сейчас нет никого, кроме меня. И больше тут говорить некому. Значит, это сказал я. И раз я мыслю, значит, я где-то существую… Надеюсь, что существую в виде всего этого тела, а не только сознания, перенесённого неведомой силой, неведомо куда, неведомо зачем…

Открываю глаза. Светло. Тепло. Даже немного душновато, как мне кажется. Видимо давно не проветривал квартиру.

Квартиру?

Да. Это моя квартира. Та самая, в которой я прожил почти всю свою жизнь с самого рождения и до…

Стоп.

А как я сюда попал?

Я был на заброшенном складе закрытого завода где-то на северо-востоке Москвы. А сейчас я дома. И это моя квартира.

Почему так тихо?

Я слышу, как на кухне капает вода из-под крана.

Чем так воняет? Блин… Что не так?

Слабость во всём теле такая, что, кажется, и руку поднять не хватит сил…

Пытаюсь поднять левую руку… С трудом, но получается… Рука худая, часы на запястье болтаются… Браслет великоват слегка… Надо бы снять с браслета звено, тогда получится в самый раз…

Часы? Мои старые «Командирские» на металлическом браслете. Батя мне подарил, ещё тогда, когда я срочную служил. Я тогда как раз получил звание старшего сержанта.

Блин… Этого не может быть…

Я же их разбил примерно в начале двухтысячных. С тех пор они должны были валяться где-то в ящике письменного стола. Но сейчас они у меня на руке. Целые… И даже выглядят почти как новые…

Подношу к уху… Нет… Не тикают… Ну, да… Они же механические. И их надо периодически заводить. Хотя бы раз в сутки… Завода хватало больше, чем на сутки… А сейчас они стоят. Замерли стрелки на месте. Сколько дней я их не заводил?

А почему я вообще лежу здесь? Почему я валяюсь на своей кровати, полностью одетый и в мокрых штанах? Да я лет с трёх уже под себя не ходил… Даже в больнице со сломанной ногой ковылял на чужом костыле, игнорируя судно…

Я что? Нажрался так, что и себя уже не помню… Такого за мной тоже не замечалось… Ну не мог же меня кто-то так напоить, что я не помню, кто я и где я? Хотя я помню, кто я… А вот где я? Или когда я?

Да, блин… Белочка — животное коварное. Она приходит за орешками после запоя.

Нет… Это точно не мой случай… Во-первых, я столько не пил никогда… А во-вторых, не мог же я так напиться. Что провалялся в отключке больше чем сутки…

Или всё-таки это последствия чрезмерного употребления чего-то, ну о-о-очень интересного… Да нет, вроде бы… Препараты всякие сильнодействующие на мозг, я тоже вроде бы не употреблял… Хотя меня могли накачать чем-то… Кто? Зачем? И сколько я так уже валяюсь?

Я попытался приподняться на руках, но сил в руках не было от слова «совсем»… Правая рука подломилась в локте, и я снова упал на кровать.

Во рту сухо, как в Сахаре. Если я сейчас не выпью воды, то я сдохну от обезвоживания, как сухое трухлявое дерево…

Вода… Слушать, как где-то совсем недалеко, капает вода из-под крана на кухне, невыносимо.

Я снова попытался встать с кровати. Удалось только сползти на пол… И я пополз… Отдыхая почти через каждый метр, тяжело дыша… я всё-таки дополз до кухни… Здесь мне пришлось ещё труднее. Но пить хотелось так, что из последних сил, подтягиваясь на руках, я умудрился встать на колени и дотянуться рукой до крана. Открыв вентиль, я стал черпать рукой и бросать себе в рот пригоршни освежающей холодной влаги. От воды несло хлоркой и чем-то ещё… Но это была самая вкусная влага в моей жизни… Амброзия…

Я стал понемногу оживать… Но сил ещё было маловато. Захотелось чего-нибудь сожрать… В пустом животе заурчало даже от мысли о еде…

Всё как по классике: Дайте водички попить! А то так кушать хочется, что и переночевать негде…

Переночевать у меня вроде бы есть, но есть ли еда? Холодильник вон он стоит…

Холодильник?

Этот старый «ЗИЛ» я вынес на помойку году в девяносто седьмом или в девяносто восьмом… Он тогда совсем перестал морозить, и проще было взять в кредит двухметрового импортного двухкамерного монстра, чем отремонтировать старый советский «ЗИЛ».

Распахнул дверцу холодильника и отшатнулся от дикой вони…

Лампа внутри не горела, и мотор не урчал. Из морозилки несло мертвечиной. Курица уже была мёртвой, когда её положили в холодильник, но всё же не настолько мёртвой. И тогда она была хотя бы заморожена. Сейчас же стадия размораживания дошла до последней стадии — полное разложение.

Кусок варёной колбасы тоже был покрыт толстым слоем полезного пенициллина. Но вряд ли мне сейчас нужны для здоровья антибиотики домашнего изготовления.

Что осталось из еды в холодильнике?

Кастрюльку даже открывать не буду.

Наверняка там был супчик. Хорошая питательная среда для выращивания всяких бактерий и прочих микроорганизмов. Но мне сейчас эта жестяная чашка Петри не шибко интересна.

Вот оно счастье! Консервы. Банка говяжьей тушёнки. Каша рисовая с мясом. Лечо от «Глобуса».

Ещё бы хлебушка… Но хлеб тоже оказался весь покрыт пенициллином, и в еду так же не пригоден. Я выгреб все консервные банки из холодильника