— Выглядишь классно! — и продолжил в том же темпе, но уже в микрофон: — Семеныч, что у нас там с бетакамом, такое впечатление, что не в фазе.

Анна нажала кнопку на пульте.

— Аллочка, в сюжете «Вокруг Европы», когда «уходит» картинка, выводи на свет и сразу же — отбивку. Миша, запиши: на шестой странице — дальше весна в Японии, Токио.

Появившийся в студии за стеклом комментатор поправил редеющую прическу, сев в свое кресло, проверил микрофон: «Раз, два, три!» По громкой связи передали, что четырнадцатый и пятнадцатый пункты пойдут с кассеты. Время вплотную приблизилось к восьми, на контрольном мониторе появилась заставка новостей.

— Внимание! — скомандовала Анна. — Часы не трогать!

Секундная стрелка последним прыжком достигла вертикального положения.

— Мотор, восьмая! Вышли. — Она увидела, как на экране мелькнул номер телеканала, предупредила комментатора: — В кадре.

Однако затем случилось нечто непонятное. Вместо знакомого миллионам телезрителей нагловато-уверенного лица журналиста на контрольном мониторе появился средних лет мужчина в отличном вечернем костюме с галстуком-бабочкой под стойкой белоснежного крахмального воротничка. Мужчина непринужденно провел рукой по волнистым седеющим волосам и дружески улыбнулся телезрителям.

— Добрый вечер, дамы и господа! — сказал он приятным глубоким баритоном. — Я хотел бы попросить вас о небольшом личном одолжении. Выключите ваши телевизоры на пару минут. Кстати, это даст вам время подумать, стоит ли их вообще включать.

Мужчина замолчал, выжидательно глядя в объектив непонятно где находившейся телекамеры. Анна сидела ни жива ни мертва. Она узнала его, но как он сумел выйти в российский эфир вместо программы новостей, было выше ее понимания. Она представила себе десятки миллионов телезрителей, увидела тысячи разъяренных пенсионеров, уже накручивающих диски телефонов, и поняла, что это ее последний день на телевидении. Скандал был неминуем, его размеры и последствия — труднопредсказуемы. Через десять секунд позвонит руководитель программы, через тридцать — президент телекомпании. Мужчина тем временем достал из жилетного кармана часы-луковицу, щелкнул крышкой и убрал их обратно.

— Добрый вечер, Анна! — Его голос и улыбка изменились, стали теплее, она вдруг почувствовала скрываемую им усталость. — Вы сегодня удивительно красивы! Я заметил: синее вам очень к лицу. К сожалению, в этом городе нет любимых вами фиалок…

Следуя за его взглядом, Анна скосила глаза. На столе в углу аппаратной в хрустальной вазе стоял огромный букет свежих роз. Лица сидевших рядом коллег были напряжены, все неотрывно следили за тем, что происходило на экране. Анна несколько раз с усилием моргнула, но от этого ровным счетом ничего не изменилось.

— Извините, Анна, я никогда бы не осмелился потревожить вас, но меня вынуждают к этому обстоятельства. — К своему удивлению, Анна услышала в его голосе нотки обеспокоенности и вдруг занервничала сама. — Я прошу вас о свидании. Конечно, я мог бы подождать вас у дома, но так получилось, что у меня накопились неотложные дела. От вашего решения зависит очень многое, в общем-то вся моя жизнь!

Анна с трудом сглотнула, сделала движение рукой, как если бы прогоняла с клумбы зарвавшихся соседских кур. Попросила:

— Уйдите…

— Не раньше, чем вы согласитесь. Вы еще не знаете этого, но, возможно, чувствуете, что судьбы наши переплелись… и жизнь моя целиком в ваших руках.

— Хорошо, я согласна, — прошептала Анна, косясь на сидевшего рядом ассистента режиссера, но Саша ничего не слышал. — Только, ради бога, уходите!

— Смотрите, вы обещали! — Мужчина улыбнулся. — Я буду ждать вас завтра вечером после работы. Впрочем, слово «завтра» вряд ли будет иметь какой-либо смысл…

Не спуская с нее глаз, он поклонился, и в то же мгновение на экране возник из небытия телекомментатор. Нагловато ухмыльнувшись, он с методичной последовательностью принялся выливать на головы мазохиствующих телезрителей скопившиеся в стране к этому часу неприятности. Анна посмотрела на часы: с момента начала передачи тоненькая, как волосок, стрелка сдвинулась на три секунды. Неужели галлюцинация? Она с трудом взяла себя в руки и к началу следующего сюжета уже полностью контролировала ситуацию. Последним по традиции в новостях шел прогноз погоды. Дав команду на его запуск, Анна повернулась, окинула взглядом аппаратную: коллеги за пультами собирали бумаги, оживленно переговаривались.

— Аня, что с тобой? Тебе нехорошо? — Саша привстал со своего кресла, заглянул ей в лицо. — Что-то ты бледная.

— Нет-нет, ничего, все в порядке. Немного кружится голова. Ты ничего не заметил?

— Да вроде ничего криминального, — пожал плечами ассистент режиссера. — Ну, если только секунд двадцать перебрали по времени. — Он на мгновение задумался и тут же продолжил: — Так это — дело обычное… А что, прошел сбой? Когда?

Анна с облегчением вздохнула:

— Да нет, возможно, мне показалось. Скорее всего, легкий брачок с новостями Си-эн-эн…

— Ребята, смотрите — розы-то какие! — Светочка, редактор на телесуфлере, склонилась над букетом, продолжая сматывать в рулон отпечатанный столбиком текст подсказки.

— Сегодня у нашей Анны Александровны юбилей! — Появившийся в аппаратной руководитель программы подошел к режиссерскому пульту, поцеловал Анне руку. — А теперь прошу всех вниз, — продолжил он тоном массовика-затейника, — где нас ждут шампанское и торты!

Как всегда и случается в компании сослуживцев, разговоры после первого тоста скатились на профессиональные темы. Наперебой пошли воспоминания о всевозможных накладках, курьезах и следовавших за ними нагоняях начальства. Анна смеялась и вспоминала вместе со всеми, но где-то в глубине души у нее жило знание, что никакая это была не галлюцинация, и знание это ее удивительно согревало.

Лукарий огляделся по сторонам.

— Мир — театр, и люди в нем актеры; душевнобольные — актеры театра теней…

Высокий белый забор психиатрической больницы тянулся вдоль тихой, засаженной старыми липами деревенской улицы, спускался вместе с ней под горку, где в лучах солнца блестела река. За рекой, омытые свежим весенним воздухом, открывались прозрачные, всех оттенков зеленого дали. На припеке было уже почти по-летнему жарко, легкий ветерок перебирал нежную листву, нашептывал что-то незамысловатое и ласковое. От земли шел острый запах пробуждавшихся к жизни трав, и в высоком, бесконечно голубом небе стояли картинными громадами белые, ватные облака. Все вокруг дышало легкостью и покоем: казалось, сама природа взялась лечить растревоженные человеческие души.

Жмурясь от яркого солнца, Лукарий поднялся вверх по склону, остановился напротив железной, выкрашенной белой краской двери. Кнопка звонка единственной черной точкой выделялась на побелке кирпичной стены. Лукарий нажал ее несколько раз и принялся ждать. Текли минуты, текла мимо неторопливая деревенская жизнь, за стеной не раздавалось ни звука, и только ветерок шумел в верхушках старых лип. Убедившись, что его деликатные звонки не достигают цели, он подобрал с дороги спичку и заклинил ею кнопку. На этот раз эксперимент удался. Не прошло и пяти минут, как за железной дверью забухали тяжелые шаги, маленькое, забранное решеткой окошечко открылось, и Лукарий увидел перед собой кирпичного цвета харю, заросшую густой рыжей бородой. Глаза с набрякшими под ними тяжелыми, опойными мешками смотрели колюче и не слишком дружелюбно.