– Одевайтесь, герр Саймонс. Всё обернётся к лучшему, вот увидите.

– Да, – прошептал я потерянно, – да.

Когда дверь за фрау Грундман закрылась, я попытался взять себя в руки и справиться с волнением. Бесконечное ожидание подошло к концу. Возможно, дело обстояло не столь печально, как рисовало моё воспалённое воображение. Я найду Харриет слегка приболевшей, бедняжка простудилась, промокнув под дождём, и слегла. Но она помнит обо мне! А может, всему виной её старая хворь. Что ж, придётся свыкнуться с мыслью, что отныне я буду при ней сиделкой. Харриет не могла умереть, нет!

Плохо помню, как я оделся и покинул владения фрау Грундман. Были ли на мне носки, не говоря уже о шнурках, когда я сел в такси? Не знаю. Я не мог бы описать, куда мы мчались и сколько времени длилась поездка. Очнулся я, лишь очутившись напротив высокого узкого дома с желтовато-белой входной дверью и железным ограждением на уровне подвальных окон. На мой стук появилась какая-то старуха в чёрном одеянии служанки и, не спрашивая, кто я такой, сделала знак войти. Её глаза с тяжёлыми веками были такими же мрачными и отталкивающими, как и холл, в котором мы очутились. Стены, оклеенные обоями тёмно-красного цвета с проблесками позолоты, и резная лестница производили почти гнетущее впечатление, а из тёмного угла выглядывало чучело медведя. Старуха открыла левую дверь, ткнула узловатым пальцем, пробормотала что-то нечленораздельное и исчезла.

Комната выглядела гораздо веселее, чем холл. И всё же у меня перехватило дыхание. Стены были обиты чёрным дубом; узкое окно задрапировано тяжёлым пыльным плюшем. В пепельницах громоздились окурки, а камин выглядел так, словно его не чистили годами. Над каминной полкой висел совершенно жуткий портрет кота. И, клянусь, животное это издохло задолго до того, как его усадили позировать художнику. Бедная моя Харриет! Таковы были мои мысли, когда позади раздались шаги. Я обернулся и увидел невысокого мужчину с неприятным лисьим лицом, облачённого в чёрную костюмную пару, бордовую жилетку и шёлковый галстук поверх щёгольской рубашки.

– Мистер Саймонс, полагаю? – В его немецком акценте чувствовались лёгкие интонации кокни. – Меня зовут Инго Фелькель. Моя экономка, фрейлейн Стоппе, сообщила мне о вашем приходе. Прошу вас принять извинения моей жены, что она не смогла встретить вас. Анна по своей природе склонна к одиночеству, а сейчас она никого не в состоянии видеть. Хорошо, что вы прибыли так быстро. Но, конечно, вас волнует наша дорогая Харриет.

– Она? – Я силился говорить ровным голосом.

– Мертва. – Герр Фелькель произнёс это слово так, словно назвал день недели.

– О боже! – Я едва не рухнул на какой-то предмет мебели.

– Мне жаль, что не было способа сообщить вам эту весть более тактично. Могу я предложить вам выпить, мистер Саймонс?

Я энергично затряс головой:

– Нет!

– Тогда прошу вас сесть. – Он вдруг оказался рядом со мной, и я обнаружил, что меня не слишком деликатно опускают на диван. – Вы, без сомнения, хотите знать, как это случилось.

– Харриет претило рассказывать о своей болезни, – простонал я из глубины подушек, набитых конским волосом. – Но в последние дни она была настроена оптимистично. Уверяла, мол, есть все основания полагать, что она полностью вылечилась.

– Верно, мистер Саймонс.

Он вложил мне в руку стакан с хересом.

– Значит, доктора ошибались или лгали?

– Ни то ни другое. Когда произошло несчастье, Харриет находилась на пути к окончательному выздоровлению.

– Именно этого я и боялся! – Херес выплеснулся мне на брюки. – Её свела в могилу простуда, которую она подхватила под дождём в тот день во время нашей прогулки…

– Милейший, вы ошибаетесь. – Герр Фелькель нависал надо мной, сверля красноватыми глазками. – Харриет погибла в автокатастрофе. Машина, на которой она ехала в Трир, упала в Мозель, небольшую речку неподалёку от Летцинна. Это одна из тех трагедий, что порой происходят в жизни. Ужасная, непредвиденная случайность.

Оранжево-розовая ночная рубашка на кровати выглядела неуместно оптимистично. Это была чудесная вещица с вышивкой, кружевами и глубоким вырезом. Обычно я в таких игривых одеяниях не сплю. Я купила её на прошлой неделе под влиянием блаженной мысли о предстоящем вояже во Францию. Днём, перед тем как отправиться в Читтертон-Феллс, я собиралась спрятать рубашку в чемодан, но потом решила, что не стоит откладывать начало нашего медового месяца до следующей ночи. А потому спрыснула ткань своими лучшими духами и разложила на кровати, рисуя в воображении, как этот наряд будет выглядеть, когда лунный свет посеребрит его складки. Теперь же я обречённо скомкала рубашку, запихнула в верхний ящик туалетного столика и влезла в старенькую фланелевую пижаму с отложным воротником. Когда в спальню вошёл Бен с кружкой горячего молока, я сидела на кровати, мрачно сверля взглядом стену. Бен сунул мне кружку, сбросил халат и устроился рядом.

– Это лучше шампанского.

Я с наслаждением сделала глоток и улыбнулась. Пижама моего ненаглядного была того же бордового цвета, что и бархатные шторы, а волосы на фоне белой наволочки выглядели чёрными как смоль. Эгоистичная сторона моей натуры тут же пожелала, чтобы отец никогда не появлялся в Мерлин-корте со своей Харриет. Хотя бы подождал, когда мы вернёмся с отдыха, посвежевшие и весёлые.

– Интересно, какая она была на самом деле? – Я поставила пустую чашку на тумбочку.

– Твой отец нарисовал довольно подробный портрет.

– Он рассказал нам о своём впечатлении и о том, что сказала ему Харриет.

– А ничего другого он и не мог сделать.

– Знаю. – Я посмотрела, как Бен выключил лампу, проделала то же самое со своей, откинулась на подушки и уставилась в тёмный потолок. – Меня по-прежнему беспокоят эти цыганки. Та, что в Германии, посоветовала Харриет остерегаться воды.

– Они всегда талдычат про воду или огонь.

– Машина упала в реку.

– Время от времени происходят несчастные случаи.

– Если только это действительно был несчастный случай.

Я привстала и дала подушке увесистую оплеуху.

– Но почему должно быть иначе? Видимость была плохая, а дороги Харриет, судя по всему, не знала. Да к тому же думала лишь о сюрпризе, который приготовила для дорогого Морли. Возможно, Харриет размышляла, куда они отправятся вместе. Фелькель сказал твоему отцу, что его подруга приложила немало усилий, чтобы отыскать большой американский автомобиль с откидным верхом. Ведь твой отец упомянул, что всегда мечтал посидеть за рулём такой машины.

Сквозь занавески проник лунный свет.

– Может, драндулет был таким старым, что у него то и дело отваливались колёса, – отозвалась я. – Или же Харриет занималась каким-то незаконным бизнесом, и нечистоплотные конкуренты взяли и спихнули её с дороги.