– Когда в ночи звонит незнакомый русский, это серьезно. Значит, будут приключения, – бодро сказал Контрерас на своем корявом английском. Французский Штарка, впрочем, был и того хуже, а испанский он вовсе не знал.

– Искренне надеюсь, что не будет никаких приключений, – Иван улыбнулся в ответ.

– Жаль было бы, если так, – возразил Контрерас. – Пройдемся?

Они спустились к реке и пошли по набережной Тюильри. Здесь дул пронизывающий ветер, но мексиканец даже не запахнул плащ. Русскому тем более было не с руки показывать неустойчивость к холоду.

– Я прочел, что вы были приемным сыном князя Феликса Юсупова, – начал Иван.

– Я тоже читал о себе такое.

– То есть это неправда? В «Файненшл таймс»…

– Ну конечно, «Файненшл таймс» никогда не пишет неправды, – рассмеялся скульптор. – Да, все правильно, я его приемный сын. Только фамилию его не ношу. Мне всегда казалось нечестно ею пользоваться. Знаете, как-то раз Феликса позвали на прием в Елисейский дворец. И он потащил меня с собой. А я был мальчишка, студент, никто меня не знал. Феликс нарядил меня во фрак, повязал бабочку и объяснил, что делать. И вот посреди этого роскошного приема я подхожу к нему, кричу все русские слова, которые я знал – братущщка! балалайка! кинясь! вотка! – и лезу обниматься. И он меня тоже обнимает, как старого знакомого. Тут уж все захотели познакомиться с молодым другом самого князя Юсупова. Я не хотел всю жизнь вести себя, как на этом приеме. Ну, теперь и мою фамилию стали немного узнавать.

– У вас удивительные скульптуры, – честно сказал Штарк.

– Спасибо, – просиял Контрерас, тоже вполне искренне. Кажется, он был из тех, кому никогда не надоедали похвалы. – Но ваш интерес – к Юсупову, я правильно понял?

– Связан с Юсуповым, да, – подтвердил Иван, раздумывая, как бы получше подойти к теме разговора.

– Хотите, покажу, где он жил в последние годы? Только туда идти больше часа. Вы любите ходить пешком?

– Люблю, – сказал Иван. – И, конечно, хочу.

– Это в шестнадцатом аррондисмане, улица Пьера Герена. Отёй, почти пригород, далеко от центра. Хороший район, зеленый, но князь там жил, потому что было дешево. У них с женой только и была одна служанка. А денег, бывало, и совсем не водилось. Разве что продадут что-нибудь из последних драгоценностей. Зато их всюду приглашали. Феликс был красавец, светский лев. Но он совсем не понимал денег. Они с Ирэн были очень добры ко мне. Я с ними пять лет завтракал, обедал и ужинал, но если бы я предложил за что-то заплатить или что-нибудь купить, они бы смертельно обиделись. Я читал потом где-то, что в России у них было состояние – на нынешние деньги – в десять миллиардов долларов. Дворцы, поместья… И вот они продолжали жить, как будто ничего этого у них не отобрали.

Несколько шагов они прошли молча, но мексиканец, кажется, органически не мог долго ничего не говорить.

– А вы историк? Журналист? – спросил он Ивана. Тот и сам чувствовал себя немного не – удобно, потому что никак не мог объяснить, зачем вызвал Контрераса на эту встречу.

– Я… скорее, кладоискатель, – сказал он и снова замялся.

– Как интересно! Разве сейчас такие бывают? Кстати, Феликс мне рассказывал, что он спрятал клады в своих дворцах в России, но их потом нашли большевики. Но если вы надеетесь, что он спрятал что-нибудь здесь, в Париже, выбросьте это из головы. Он был беден, как церковная мышь. А когда он умер, Ирэн стала совсем нуждаться. Под конец она даже не отказывалась принимать от меня помощь, – я-то к тому времени уже встал на ноги.

– Сеньор Контрерас…

– Виктор, пожалуйста.

– Я стал разыскивать ваш номер, когда увидел фотографию вашей скульптуры в Ватикане. «Происхождение».

– А, ну да. Яичко. Иллюстрация к известному парадоксу. Хотя логически он разрешается по-другому. Была какая-то птица – прародительница кур, которую не обязательно можно назвать курицей, и она снесла яйцо, из которого вылупилась первая курица. Но такая логика не подходит для Ватикана, а? – Контрерас толкнул Ивана локтем в бок. Штарк был на голову выше мексиканца и ощутил этот толчок ягодицей. – Для Ватикана годится только пластическое решение. Поэтому им понравилось мое яичко.

– Я увидел эту скульптуру и решил вам позвонить, – повторил Иван. – Дело в том, что сейчас мы с моим партнером разыскиваем несколько утраченных яиц Фаберже. Никто не знает, когда и где они пропали, поэтому мы вынуждены опираться на догадки, отрывочные сведения, просто на интуицию. И вот я увидел, что вам не чужда идея яйца с сюрпризом. На вашем сайте сказано, что вы сделали эту скульптуру в 1974 году. Ваша приемная мать, Ирина Юсупова, умерла в 1970-м и, насколько я понимаю, оставила вам кое-какие семейные реликвии – документы, фотографии, картины, даже драгоценности. Я прочел, что вы хотите открыть музей Юсупова, но не уверены, что в Мексике для него правильное место. И вот, если совсем начистоту, мне пришла в голову мысль, что Ирина завещала вам яйцо.

Контрерас взял Ивана под руку, подвел его к парапету, облокотился, посмотрел на масляно – серую реку внизу.

– Знаешь, иногда мне кажется, что мои друзья из Ватикана абсолютно правы. Во всем, что происходит, есть божий промысел, а? Думаешь, я встречаюсь с каждым, кто звонит мне среди ночи и говорит, что он из России? Хотя, конечно, в некотором смысле так оно и есть: кроме тебя, так никто не делал. – Контрерас рассмеялся собственной шутке. – Я решил с тобой встретиться, когда ты назвал свою фамилию. Она мне знакома в связи с одним предметом, который мне завещала Ирэн.

Еще некоторое время он смотрел на ленивую Сену. Иван разве что дыхание не задержал: неужели и вторая его догадка чудесным образом подтвердилась? В такое везение непросто поверить.

Но скульптор, вместо того чтобы продолжать, отошел от парапета и зашагал дальше по набережной. Штарк шел рядом, не прерывая молчания. Через некоторое время ему стало казаться, что Контрерас вообще раздумал откровенничать.

– Расскажи мне о себе, – сказал, наконец, мексиканец уже на площади Альма. – Нам еще долго идти. Откуда ты, кто твои родители? С самого начала.

– Я из города, который называется Шадринск, в Курганской области. Это на Урале, если вы представляете себе русскую географию.

Контрерас кивнул.

– Отец работал на заводе, был мастер на все руки. Мать была на том же заводе бухгалтером. Их давно нет.

– Мастер на все руки, говоришь? Интересно. А что за завод?

– Автоагрегатный. Самый большой в городе.

– Твоя семья давно жила в тех местах?

– Нет, деда выслали в начале Второй мировой войны из Москвы. Тогда всех русских немцев ссылали. Из них создали трудовую армию – так это называлось, – чтобы немцы не могли предать на фронте, а работали в тылу.