– Ему повезло, – говорю я. А может, совсем наоборот. Обнаружить, что ты потерялся в Чаще, – это несчастье. Катастрофическое.

«Обреченный он, – сказала бы бабушка, будь она здесь. – Про́клятый. Сторониться его нужно».

У меня по спине пробегает ледяной холодок, вползает в грудь и застывает там, тяжелый, как цемент.

– А мог бы закончить как тот, другой парень, – замечает Сюзи.

Я вскидываю глаза, смотрю на ее силуэт, четко выделяющийся на фоне окна, за которым метет снег.

– Какой другой парень?

– Тот, что умер, – пожимает плечами Сюзи, поворачиваясь ко мне. – В ту же ночь, когда пропал твой парень.

Мне хочется сказать, что он не мой парень, но вместо этого я спрашиваю.

– Умер?

– Ну да, в ту ночь, когда была снежная буря, – поджимает губы Сюзи.

– А что с ним случилось?

– Не знаю. Просто слышала, как другие говорили об этом. Они хотели вызвать полицию, но телефоны уже отрубились.

– Кем был тот парень? – подхожу я ближе к Сюзи.

– Точно не знаю, – отвечает она, наматывая на палец прядь волос, но делает это не потому, что нервничает, а просто по привычке. – Все помалкивают, никто разговаривать об этом со мной не хотел. Но мне удалось кое-что подслушать в зале, когда они шептались между собой.

– Они говорили о том, как он умер? – спрашиваю я. У меня все сжимается в груди, не могу вдохнуть. Сюзи мотает головой и хмурится при мысли, каково это – найти свою смерть в этих лесах, на собачьем холоде. – Слышала только, что один парень пропал, а второй умер.

Я опускаюсь на край кровати, смотрю в окно через плечо Сюзи.

– Кто-то умер, – глухо повторяю я, в основном для самой себя, и провожу пальцем по бабушкиному кольцу, ощущая мягкие очертания серого лунного камня.

Словно могу призвать бабушку, услышать ее успокаивающий голос, которым она рассказывала мне свои истории. Но бабушка, конечно, передо мной не появляется.

Какое-то время мы с Сюзи молчим, сквозь стены просачивается холод, огонь в печке внизу, похоже, начинает угасать. Спальня кажется мне необычно пустой, в ушах начинает звенеть, а когда я моргаю, кажется, что стены спальни дрожат и качаются.

Наверное, я слишком устала. И не выспалась.

– Не хочу это обсуждать, – говорит Сюзи и шумно выдыхает – то ли раздраженно, то ли измученно, не могу понять. – Все это ужасно.

Она отходит от окна к кровати и быстро забирается под шерстяное одеяло, так и не сняв свою кенгурушку и джинсы. Будто надеется, что сможет спрятаться там от смерти и легко забыть все.

Она закрывает глаза, ее мягкие волнистые волосы раскидываются по подушке. От Сюзи пахнет розовой водой, напоминающей старинные французские духи, какими теперь пользуются только леди в домах для престарелых, которые курят тоненькие сигареты и все еще красят себе ногти вишнево-красным лаком.

На секунду мне почти удается обмануть себя, заставить поверить, что у нас нормальная вечеринка с ночевкой. Что мы с Сюзи – две лучшие подруги, слишком засидевшиеся у телевизора, жуя попкорн и смотря ужастики, накручивая друг другу бигуди, хихикая, вспоминая мальчиков, с которыми целовались в школе. Совсем другой вечер. Совершенно иная жизнь.

Люди смотрят на меня и видят ведьму. Девчонку опасную, неуправляемую, полную темных мыслей. Но они не видят, что я скрываю от всех. Не замечают, что я чувствую себя потерянной, одинокой, потому что единственного человека, который меня понимал, бабушки, нет больше на этом свете. Не понимают, что я ощущаю себя недостаточно хорошей, недостойной и что ношу на сердце камень.

Никто не видит, что у меня не меньше душевных ран, чем у остальных.

Что я тоже надломлена.

Я неохотно залезаю в постель.

Утыкаюсь коленками в коленки Сюзи, головой в ее локоть, а когда она засыпает, слышу, как она начинает храпеть в подушку. Впрочем, храпит Сюзи негромко, этот звук, можно сказать, даже успокаивает, но я лежу без сна.

Мой мозг трещит от перегрева.

«Парень умер». Мне становится не по себе. «Парень умер». А мы заперты в этих горах. «Парень умер». И я не знаю, что об этом думать. Будь сейчас лето или хотя бы дорога не была заблокирована, сюда прибыла бы полиция. Они задавали бы вопросы. Выясняли все обстоятельства дела. Но ничего этого не произойдет, пока не расчистят дорогу, и мне непонятно, стоит ли чего-то бояться. «Как он умер? Это был несчастный случай или что-то другое?» Сюзи упомянула о его смерти как-то вскользь, словно это все случилось уже давно, год назад, а то и больше. «Ах, ну да, той зимой парень умер, как же это так снова-то произошло?»

Но я никогда не знала никого, кто бы умер, если не считать бабушки. Возможно, если бы не тот мотылек или не парень, которого я нашла в лесу, мне было бы спокойнее. И не трещали бы у меня сейчас мысли в голове, как кузнечики в высокой прибрежной траве в осеннюю лунную ночь. Возможно.

Но мои мысли не успокаиваются, грохочут, носятся по кругу. «Знал ли Оливер, что случилось с тем парнем? Был ли он там, когда это произошло? Помнит ли об этом?»

Проходит час. Снег все сильнее бьет в стекло, начинается буря, катится на нас вниз по горным склонам. Фин дергает лапами, скребет когтями по деревянным половицам – ловит во сне кролика или мышь.

Я заставляю себя опустить веки. Молю сон прийти ко мне.

Но вместо этого смотрю в потолок.

Смотрю, пока ночь за окном не становится непроглядной, пока не вскипают в голове беспокойные мысли, и тогда я слышу стук.

Тук-тук-тук по стеклу, тук-тук-тук.

Снаружи кто-то есть.

– Что это? – бормочет Сюзи, не разлепляя глаз. Она говорит, продолжая оставаться в своем сне, она еще не проснулась до конца.

– Я что-то слышала внизу, – тихо отвечаю я, выбираясь из постели. – У двери.

Перевожу взгляд на лестницу и прислушиваюсь.

– М-м, – мычит Сюзи и вновь зарывается головой в подушку.

Ветер бьет о стены дома, сердце колоколом стучит в груди. Осторожно, тихо, ступенька за ступенькой я спускаюсь вниз. «Парень мертв» – эта мысль отдается в моей голове с каждым ударом сердца.

Я снова слышу стук – отчетливый, быстрый, он доносится с той стороны входной двери. Это, я думаю, может быть только мистер Перкинс или кто-то из лагерных вожатых – хотят предупредить меня, что среди нас разгуливает убийца. Посоветуют запереться на все замки и не выходить из дома. Ко мне привыкли относиться как к самой большой опасности в наших лесах, но теперь это, возможно, больше не так.

Я подхожу к окну, медленно дышу, пытаясь унять волнение, звенящее в висках. Я отодвигаю в сторону краешек занавески. Кто-то стоит на крыльце, засунув руки в карманы, сгорбившись от холодного ветра.