– Ну что, диггеры, можно и на ночевку вставать.

– Якорь, а мы теперь, правда, диггеры? – поинтересовался Чита.

– Мы со Штыком – диггеры, точно, Колян? А ты – как хочешь. Тебе же слово не нравится.

Николай гоготнул и ткнул Леонида в бок. Чита помедлил, будто бы задумавшись, затем ткнул друга в ответ: «Нравится, я тоже диггер».

– Ишь ты, – развеселился командир, – диггер он! Ладно, заслужил, все-таки макаку ту, считай, на себя записал. Ну, тогда отметим пополнение в нашем братстве. По пятьдесят грамм. После залаза оно в пользу идет.

– И Шаха помянем, – добавил Штык.

– И Шаха помянем, – серьезно кивнул Дед, – один диггер убыл, двое прибыло. Счет два-один. Пока что в нашу пользу.

Крохотная комнатка вмещала письменный стол, несколько стульев и узкий несгораемый шкаф, лишенный одной створки. При этом довольно смело именовалась кабинетом. Впрочем, что еще надо для работы пытливому уму, кроме нескольких амбарных книг, лежащих на столе, бумаги, упаковки которой были сложены у дальней стены, и заточенных карандашей, высовывавшихся из стеклянного стакана?

Девушка, сидящая за письменным столом, находилась здесь не по собственной воле. Она вновь, как раньше, ощутила себя пленницей, заключенной в темницу. Когда она была маленькой девочкой, то проводила в этой комнате, казавшейся ей скучной и унылой тюремной камерой, дни напролет.

Первое время девочка никак не желала мириться со своей тяжелой участью: надзиратель, который находился здесь же, в камере, кроме ужасной пытки скукой, заставлял учиться писать и читать. Она плакала, искала возможность выбраться и пыталась разжалобить своего тюремщика, выпросить у него хотя бы часик свободы.

Она знала, как распорядиться этим долгожданным часиком! Страдая от скуки и мечтая о свободе, девочка планировала наперед каждую минуту, чтобы потом, когда надзиратель поддавался на уговоры и открывал дверь, ведущую на станцию, не тратить ни секунды на размышления о том, что следует предпринять. Чтобы запомнить каждое мгновение, проведенное за пределами ее темницы.

Едва дверь за ее спиной захлопывалась, пленница опрометью кидалась прочь, обегая все уголки на станции, где только могли быть ее друзья. Собирая вокруг себя ватагу сверстников, она вмиг заражала их своим задором, сжигая за несколько часов весь пыл, накопленный за целый день заточения. Дети из нескольких разрозненных группировок, разделившихся по возрасту, полу или личным интересам, под ее руководством сбивались в единое целое, превращались в организованную банду, держащую в страхе все взрослое население станции.

Назад, в темницу, она всегда возвращалась вовремя. Таковы были условия сделки. Лишь изредка, заигравшись в прятки или в казаки-разбойники, неподвижно застыв в укрытии или с азартом разыскивая товарищей, следуя по нарисованным мелом на стенах и на полу стрелкам, девочка слегка опаздывала.

Все изменилось в один прекрасный день, а может, вечер. Она этого уже не помнит, да и трудно различать время суток, когда часы липнут друг к другу, словно мухи, скопившиеся на липкой ловушке.

Все изменилось, когда маленькая пленница поняла, что у нее есть особая сила, которой она уже давно научилась владеть, сама того не замечая. Раньше она использовала свою силу только для того, чтобы распланировать долгожданный час обещанной свободы, продумать каждую его секунду и живо вообразить все то, чем она будет заниматься. Теперь же она сообразила, что силу можно использовать и для того, чтобы скоротать время заключения. Именно тогда девочка начала додумывать. Не наполнять скучную жизнь яркими образами, не подменять реальность красочными картинками, а лишь чуточку домысливать. Как оказалось, жизнь и так была полна интереснейшими сюжетами и событиями, нужно было лишь немного присочинить. Капельку фантазии – и она уже не была пленницей, комнатка переставала быть тюрьмой, а надзиратель больше не был строгим и непреклонным.

Он превращался в омраченного думами короля-полководца, вынужденного день и ночь корпеть над планом сражения с жестоким врагом за свою территорию. Карандаши в стакане становились остро заточенными копьями, ждущими часа битвы, а две высокие стопки упаковок бумаги выглядели башнями замка, возвышающимися за спиной полководца. Сама же пленница превращалась в принцессу, желающую помочь отцу в предстоящей битве.

И она помогала, как могла – рисовала воинов, оружие и снаряжение. Мечи и доспехи – все, что могло понадобиться армии короля в грядущих битвах. Девочка заваривала отцу колдовское грибное зелье и осваивала грамоту, чтобы однажды возложить на себя полномочия по управлению королевством.

Иногда к королю приходили посетители – послы соседних королевств. Тогда принцесса была свидетельницей того, как решались судьбы держав. Выстраивались торговые пути, назначались цены товарам, подписывались договоры. Принцесса встречала гостей и дарила им свои рисунки. Когда послы уходили, она слушала рассказы отца о чужих королевствах. Отец называл их станциями.

Оказалось, что их много, а ее королевство по сравнению с некоторыми – маленькое и бедное. Поэтому, чтобы выжить, им приходилось вступать в союзы с другими, иногда очень невыгодные. Искусство выбирать союзников и договариваться с ними о наиболее выгодных условиях король называл политикой.

Вскоре, когда маленькая принцесса подросла, король стал учить дочь политике, позволяя ей поддерживать его в разговорах с послами и даже принимать некоторые важные решения.

Когда принцесса стала совсем взрослой, настолько, что король уже стеснялся обнимать ее и ласково гладить по плечам и волосам, как раньше, было решено выдать ее замуж за человека, который занимал важный руководящий пост в армии одного из сильнейших королевств.

Кристина откинулась на стуле, закрыла глаза, промокнула рукавом платья бусинки повисших на ресницах слез. Попыталась вспомнить, как легко ей было раньше додумывать происходящее в рабочем кабинете ее отца. Ничего не вышло. Сейчас трудно было вообразить, что ее жизнь – сказка.

В дверь постучали – отнюдь не с целью получить разрешение войти, а чтобы предупредить заключенную о визите. Легонько звякнули друг о друга ключи. Раздался громкий щелчок, и дверь отворилась. Зашел Борис.

Грузный и неловкий, он заполнил собой всю комнату. Сунул связку ключей в карман и сцапал ближайший стул. Тот тоскливо и протяжно заскрипел, будто начальник охраны своей обильной массой выдавил из него стон.

– Натворила дел, племянница. – Борис шумно выдохнул, поерзал на стуле, повертел головой, разминая хрустящую шею.

Девушка поморщилась, не скрывая отвращения. Каждое движение дядьки было неуклюжим и шумным. Кристине он всегда казался гигантским младенцем, так и не освоившим координацию движений.

– Нечего сказать? – Тот оперся о стол. – Что же ты с женихом такой покладистой не была? Как вообще в твою светлую головушку пришла идея отравить его прямо на станции?

– Ты думаешь, это я хотела его отравить? – вспыхнула она.