Сержант посмотрел на значок, все еще хмурясь, все еще не желая сдаваться. И тут Дэвид услышал собачий лай. Обернувшись, он увидел солдата национальной гвардии с немецкой овчаркой — они шли под доской объявлений прибытия-отправления, футах в пятидесяти. Собака рвалась прямо к ним, натягивая поводок с таким рвением, что солдату приходилось отклоняться назад, чтобы не упасть. «Господи Иисусе, — подумал Дэвид, — эта проклятая тварь что-то на мне чует».

Он закрыл глаза, и его затошнило. «Безнадежно. Меня сейчас арестуют, передадут в ФБР и опять отведут в такую же допросную». Мысленным взором он уже видел голые стены без окон, флуоресцентные лампы под потолком и агентов ФБР в серых костюмах вокруг металлического стола. Накатила новая волна тошноты, да такая мощная, что Дэвид вдруг согнулся пополам и издал звук сухой отрыжки. Изо рта до линолеума на полу протянулась нитка слюны.

— Осторожно! — крикнул Ларри. — Его щас вывернет!

Сержант быстро отступил назад.

— Черт побери, — сказал он. — Уберите его от меня, быстро!

Дэвид поднял голову, посмотрел на сержанта. Тот кривил губы в видимом отвращении. Дэвид по наитию шатнулся к нему ближе и издал звук подавленной отрыжки, влажный такой желудочный звук.

Сержант оттолкнул его к Ларри.

— Блин, да заберите его отсюда! Тащите его на свой поезд!

— Есть, сэр! — ответил Ларри, хватая Дэвида под мышки.

Они вдвоем бросились, шатаясь, вниз по лестнице на платформу номер десять и на поезд до Метучена в час тридцать.

Саймон сидел за антикварным столом в безбожно дорогом номере «Уолдорф-Астория». За плюшевую гостиную, выходящую на Парк-авеню, и спальню, украшенную, как придворный бордель, отель драл две тысячи долларов в сутки. Саймон мог себе позволить такие расходы, но не хотел платить из принципа. Вместо этого он стянул номер кредитной карты из какой-то интернетовской утечки. За номер Саймона в «Уолдорф-Астория», как и за заказанную в номер баранью отбивную и пол-литра столичной, платил ничего не подозревающий об этом Нил Дэвидсон из Орегона.

Саймон опрокинул еще рюмку и вперился в экран лэптопа, где была выведена веб-страница физического факультета Колумбийского университета. Что удобно, в списке преподавательского состава у каждого профессора, лектора и постдока была фотография. Саймон медленно прокручивал страницу, внимательно рассматривая каждое лицо. Логично было допустить, что сообщником Кляйнмана будет преподаватель физики. Einheitliche Feldtheory для профана была бы слишком сложна. Нужна хорошая подготовка по теории относительности и квантовой механике, только чтобы понять математические термины в модифицированных уравнениях поля. И все же Саймон никак не мог найти этого типа в кроссовках на странице физического факультета. Он посмотрел списки двадцати других университетов, славящихся физическими факультетами — Гарвард, Принстон, МТИ, Стэнфорд и так далее, — ничего похожего на искомое лицо в фотогалереях улыбающихся ученых. Через час поисков он захлопнул лэптоп и бросил пустую бутылку в корзину. Взбеситься можно — ему же нужно только имя.

Чтобы успокоиться, Саймон подошел к окну и уставился на огни Парк-авеню. Даже в два часа ночи по улице все еще мчались такси. Глядя на их гонку, Саймон стал думать, не упустил ли он что-то, какую-то ключевую деталь биографии профессора Кляйнмана, которая позволила бы определить его помощника. Может быть, он у Кляйнмана племянник или крестник, или побочный сын от какой-то давно забытой любовницы. Саймон подошел к шкафу, открыл сумку и вытащил книгу, по которой Кляйнмана и выследил. Книга большая, пятьсот с лишним страниц, набитая полезной информацией о физиках, работавших с Эйнштейном последние годы его жизни. Называется «На плечах гигантов».

Открывая книгу, Саймон заметил что-то знакомое и вернулся к внутренней стороне задней обложки. Вот там, как раз под хвалебной болтовней «Лайбрери джорнал», и была фотография автора.

— Так вот ты какой, Дэвид Свифт! — улыбнулся Саймон. — Очень, очень рад познакомиться.

Невзирая на уговоры Ларри, Пита и прочих участников мальчишника, Дэвид отклонил предложение сойти в Метучене — сказал, что жена его убьет, если он не поедет прямо домой в Нью-Брунсвик, но обещал как-нибудь вечером с ними посидеть в «Лаки лоунж». Вся пьяная компания по очереди попрощалась с ним хлопками по руке, а потом орала, построившись на платформе: «Фил! Фил! Фил!» — пока поезд не отошел. Дэвид отвечал поднятием больших пальцев.

Когда поезд отъехал от станции, Дэвида без сил рухнул на сиденье. Его трясло. Кондиционированный воздух казался невыносимо холодным. Сложив руки на груди, он потирал плечи, чтобы согреться, но не мог унять дрожь. Он понял, что произошло: посттравматический стресс, запоздалый ответ организма на страшные события последних часов. Закрыв глаза, он сделал несколько глубоких вдохов. «Сейчас все в порядке, — сказал он себе. — Ты мчишься прочь от Нью-Йорка. Ушел от всех погонь».

Дэвид открыл глаза, когда поезд подходил к вокзалу Нью-Брунсвика. Он уже перестал дрожать, в голове несколько прояснилось. Раньше Дэвид решил, что доедет на поезде до Трентона, там на автобус «Грейхаунд» до Торонто. Однако сейчас он начинал видеть дефекты этого плана. Что, если на автобусных станциях тоже проверяют документы? Не стоит рассчитывать, что опять встретится чей-то мальчишник. И на канадской границе его тоже может уже ждать полиция. Нет, слишком рискованно ехать на автобусе — разве что удастся раздобыть фальшивое водительское удостоверение. Но как это, черт побери, сделать?

Слишком разнервничавшись, чтобы сидеть спокойно, Дэвид принялся расхаживать по проходу почти пустого вагона. Пассажиров было только трое: две девчонки в коротких юбках и пожилой мужчина в свитере с ромбическим узором, тихо разговаривающий по сотовому. Мелькнула мысль позвонить по своему телефону Карен и Джонасу, но Дэвид знал: стоит ему включить мобильник, тот пошлет сигнал ближайшей антенне сотовой связи — и ФБР его засечет. И досаднее всего, что он беспокоился о свой бывшей жене — было у него чувство, что люди в серых костюмах имеют к ней вопросы.

Вскоре кондуктор объявил:

— Прибываем на Принстон-джанкшн. Пересадка на Принстонскую ветку до Принстона.

Наверное, дело было в повторении — три раза подряд «Принстон», — но Дэвид сразу вспомнил, кто мог бы ему помочь. Эту женщину он не видел уже почти двадцать лет, но знал: она по-прежнему живет в Принстоне. Маловероятно, чтобы ФБР стало ждать его возле ее дома: хотя наверняка бюро тщательно изучало его прошлое, вряд ли они о ней что-нибудь знают. И самое удачное, что она физик, один из пионеров теории струн. А у Дэвида было чувство, что лишь физик сможет как-то понять то, что он будет рассказывать.

Поезд остановился, дверь открылась. Дэвид вышел на перрон и направился к платформе ветки на Принстонский университет.

В 1989 году Дэвид еще аспирантом-физиком попал в Принстон на конференцию по теории струн. В то время научная общественность жужжала вокруг этой новой идеи, обещавшей решить одну давнюю проблему. Хотя теория относительности Эйнштейна объясняла гравитацию в совершенстве, а квантовая механика учитывала любые тонкости субатомного мира, обе теории оказывались математически несовместимыми. Тридцать лет пытался Эйнштейн объединить эти два набора физических законов с целью создать охватывающую их теорию, которая объяснит все силы природы. Но во всех опубликованных Эйнштейном решениях находились проколы, и после его смерти многие физики заключили, что он шел не в том направлении. Вселенная, говорили они, слишком сложна, чтобы ее можно было описать одной системой уравнений.