Дэвид бросил Джонасу еще одну высокую подачу. Чем больше он об этом думал, тем больше понимал, как им повезло. Агент Паркер могла еще многие месяцы держать их под арестом, изнуряя ежедневными допросами, а вместо того обошлась с ними по-божески. У Дэвида было такое чувство, что она обо всем этом деле жалеет и просто хочет его закончить. А может быть, сама понимала, насколько рискованно слишком глубоко копать. Из событий в лаборатории Ферми она могла сделать вывод, что теория попала в руки сумасшедшего, который чуть не вызвал катастрофу. Тот факт, что ни Дэвид, ни Моника ни слова не говорили о теории, ясно свидетельствовал, насколько она опасна. Может быть, Паркер пришла к тому же выводу, что и Эйнштейн полвека назад: Теория Всего должна остаться скрытой. И даже правительству нельзя ее доверять.

Бейсбольный мяч снова обошел круг, и Дэвид, поворачиваясь, увидел, что Карен и Рикардо уходят. Сегодня у Рикардо в городе концерт, и Джонас будет ночевать у Дэвида. Карен помахала ему, послала воздушный поцелуй и напомнила, чтобы не забывал чистить зубы. А потом, уже уходя, наклонилась и поцеловала Монику. Вот это Дэвида больше всего удивляло: что его бывшая жена и его новая возлюбленная так подружились. Страшные события в лаборатории Ферми сблизили их, и теперь Карен давала Монике советы, как справляться с разными неврозами Дэвида. Наша вселенная — место странное и чудесное.

— Па! — крикнул Джонас. — Бросай уже мяч наконец!

Дэвид, задумавшись, мял швы на мяче. Услышав крик Джонаса, он высоко бросил мяч и стянул с себя перчатку.

— Поиграете пока с Майклом? Я немного отдохну.

Он подошел к скамейке, где сидела Моника. Она читала что-то в газете в разделе внешней политики, сосредоточенно сдвинув брови. Дэвид сел рядом с ней и взглянул на первую страницу. Большая шапка наверху гласила: «МИНИСТР ОБОРОНЫ УХОДИТ В ОТСТАВКУ». А чуть пониже и более мелким шрифтом: «ВИЦЕ-ПРЕЗИДЕНТ ХВАЛИТ ЕГО ПОСЛУЖНОЙ СПИСОК».

— Про министра обороны читаешь? — спросил Дэвид. — Мы застали конец его речи в Форт-Беннинге, помнишь?

Моника покачала головой. Она развернула газету и показала на заметку у нижнего края четырнадцатой страницы под заголовком: «ФИЗИКИ ОТКРЫВАЮТ НОВУЮ ЧАСТИЦУ».

— Я их знаю, — объяснила она. — Они работают на Большом адронном коллайдере в Женеве. Нашли бозон с массой покоя двести тридцать шесть миллиардов электронвольт.

— И что это, собственно, значит?

— Согласно стандартным теориям, такая частица не должна существовать. Но единая теория поля ее предсказывает. Ее предсказал Эйнштейн.

— Я все равно не…

— Дэвид, это нить. А когда физики видят нить, они начинают строить теории. — Она сложила газету и бросила в сторону, тревожно наморщив лоб. — Еще несколько таких открытий, и они начнут складывать кусочки вместе. Когда кто-то восстановит ее полностью — это только вопрос времени.

— Ее — это единую теорию? Кто-то снова ее откроет?

Она кивнула:

— Они и так уже очень близко. Насколько можно судить, уже сейчас какой-нибудь аспирант в Принстоне или Гарварде может выписывать эти уравнения.

Дэвид взял ее за руку — больше он ничего не мог сделать. Пока что тайна Herr Doktor'a надежно хранится в голове Майкла, но все предосторожности окажутся тщетными, если какой-нибудь другой физик откроет и опубликует теорию. В этот день не останется ничего, кроме надежды. Дэвид поежился, как от холода, глядя на школьный двор, полный резвящихся детей. «Как все хрупко, — подумал он. — И может исчезнуть в мгновение ока».

Потом он положил руку на живот Моники, растопырил пальцы на мягком хлопке блузки. Она повернулась к нему, улыбаясь:

— Еще рано что-нибудь чувствовать. Она начнет шевелиться лишь на четвертом или пятом месяце.

Дэвид улыбнулся в ответ:

— А почему ты все время говоришь «она»? Уверена, что это будет девочка?

Моника пожала плечами:

— Просто чувство такое. Мне как-то приснилось, что мы забираем ее из больницы, я ее кладу в машину, пристегиваю к детскому сиденью, и вдруг она ко мне обращается. На самом деле она мне представилась — сказала, что ее зовут Лизерль.

— Смотри ты, до чего странно. — Он погладил живот Моники выше пупка. — Так что, ты так и хочешь назвать ее — Лизерль? Или Альберт, если будет мальчик?

Она состроила гримасу:

— Ты спятил? Уж что меньше всего нужно миру, так это второй Эйнштейн.

Дэвид засмеялся, и хотя знал, что это совершенно невозможно, но мог бы поклясться, что у него что-то шевельнулось под ладонью.