Ланиста сжал кулаки и опустил глаза, сдерживая гнев. Теперь этот спесивый магистрат поговорит с Клавдием Цезарем — и прощай Лудус Магнус…

— Покажи, где нашли труп! — потребовал Аврелий, решительно отодвигая его в сторону.

И уже через минуту он стоял в жалкой комнатке, обставленной в спартанском стиле — там была всего лишь скамья с ящиком для одежды и доспехов. Низкое узенькое окошко на уровне пола, единственное в этой конуре, было затянуто металлической решеткой.

— Он лежал на кровати?

— На полу, ничком, вон там, у окошка, — ответил Ауфидий.

Аврелий прикинул расстояние. Слишком далеко, чтобы дотянуться снаружи до Турия рукой. Подойдя ближе и потрогав решетку, он убедился, что она весьма прочная. К тому же, судя по паутине, к ней, похоже, давно никто не прикасался.

Вдруг за дверью раздался какой-то шум и громкий крик.

— Пустите меня! — требовал высокий, визгливый голос. — Пустите меня, ради всех богов!

Публий Аврелий поспешил открыть дверь. Недоставало только, чтобы эти тупые охранники помешали ему говорить с гладиаторами!

— Наконец-то, сенатор! — обрадовалась Ардуина, как только патриций впустил ее.

— Садись, пожалуйста, — любезно предложил Аврелий, помогая ей освободиться от легкого копья и шлема.

Гладиаторша она или нет, но в любом случае Ардуина — женщина, и поэтому с ней следовало обращаться как с таковой. При всем желании сделать это оказалось не так-то просто, тем более что и сама она со своими грубыми, мужскими ухватками отнюдь не облегчала задачу.

— Слушаю тебя, — вежливо обратился к ней сенатор, ожидая узнать нечто важное.

— Что случилось с твоим слугой? Он явился сюда на днях, принес мне прекрасный подарок. И обещал вернуться, но… — Круглые глазки гладиаторши зажглись похотью.

Боги небесные, два трупа в морге, а эта мужеподобная женщина страдает по Кастору! Аврелий уже хотел было довольно резко ответить ей, однако сдержался: не следовало портить отношения с британкой — он видел в цирке, на что она способна.

Успокоив ее туманными обещаниями, Аврелий направился к жилищу ланисты.

— Ауфидий! — призвал он его. — Отмени все бои и тренировки ретиариев. Не хочу, чтобы из них выпустили кишки, прежде чем закончится расследование. Это относится и к Квадрату!

— То есть как это? — запротестовал ланиста. — Квадрат должен завтра выйти на арену! Я поставил его сражаться с животными, надеясь избавиться наконец от него раз и навсегда — он не оправдывает даже расходов на содержание!

— Полный отдых и для Ардуины, мне нужно, чтобы она была в форме… — добавил Аврелий, имея в виду своего секретаря.

— Да я же так разорюсь, — заныл ланиста.

— По-твоему, пусть лучше Цезарь убедится, что ты не умеешь должным образом беречь его атлетов? Эти люди принадлежат Клавдию, не забывай, и ты отвечаешь за них, — напомнил патриций, выходя на площадку.

Тренировка еще продолжалась. Слуга подошел к бойцам и подал сигнал остановиться.

Облегченно вздохнув, Квадрат в изнеможении опустился на скамью, и блаженная улыбка расплылась на его лице.

— Невероятно! — воскликнул он. — Завтра не будет боев! А мне предстояло сразиться с дикими зверями… Должно быть, на божественном Олимпе кто-то решил помочь мне.

— Или на божественном Олимпе, или здесь, на земле, — засмеялся патриций, похлопав его по широкому, как у крестьянина, плечу.

— Уже второй раз богиня удачи целует меня в лоб. Не хочу обманываться, но иногда я думаю, что мне все же удастся спастись… — тихо проговорил Квадрат, качая головой.

— Все возможно, — приободрил его Аврелий. — Не исключено, что еще и героем станешь, — заверил он, снова похлопав гладиатора по плечу.

— Если так и дальше пойдет, сенатор, если и дальше так… — вздохнул Квадрат, провожая его до паланкина.

Нубийцы, черные как смоль, вскочили, увидев, что патриций направляется к ним.

— Жду твоего красавца секретаря! — напомнила Ардуина, когда Аврелий садился в паланкин. — Передай ему привет!

Накануне июньских ид

Наконец настал вечер, когда должен был состояться знаменитый ужин у Сергия Маврика.

— Дорогу паланкину Публия Аврелия Стация, знатного члена римского сената! — орал во все горло раб, которому надлежало оповещать окружающих, а носильщики бегом неслись по Тусской улице[49]к Речным воротам.[50]

Миновав Бычачий рынок и цирк, небольшой караван, во главе которого бежали несколько рабов с факелами, а замыкала целая толпа слуг, начал медленно подниматься по Авентинскому холму к дому, где жили Сергий Маврик и его сестра Сергия.

— Ты уверен, что я нарядно одет? — забеспокоился Тит Сервилий.

Опасаясь, что его друг и в самом деле произведет на Ниссу впечатление, Аврелий посоветовал ему отказаться от строгой древнеримской туники, как рекомендовал Кастор, и заменить ее довольно броским synthesis,[51]который подчеркивал его тучность. Он делает это ради Помпонии — убеждал себя Аврелий, заставляя таким образом замолчать совесть, — а не для того, конечно же, чтобы выиграть спор у Кастора…

— Ты великолепен, Сервилий. Нисса непременно обратит внимание на украшения, — заметил сенатор, имея в виду драгоценные кольца, которые говорили о богатстве Тита.

Носильщики паланкина тем временем, собрав остаток сил, одолели последний трудный участок пути по Верхней улице и остановились на небольшой площади перед красивым новым зданием.

— Посмотри, как здесь чудесно! — с удовольствием отметил сенатор. — Отсюда виден весь квартал! Вон там Хлебный рынок, там речной порт, а вдали другой берег Тибра… — продолжал он.

Сервилий между тем был слишком возбужден, чтобы обращать внимание на красивую панораму. Пухлой рукой он без конца поправлял свои серые кудри, которые так искусно завил Азель, сирийско-финикийский парикмахер.

Наконец подъезд распахнулся, и слуги-привратники проводили друзей в коридор, а Кастор скрылся на служебной половине дома.

— Добро пожаловать! — встретил их Сергий Маврик, но в холодных глазах его не видно было той теплоты, какую он, как хороший актер, сумел придать своему голосу. — Вы знакомы с Сергией, моей сестрой? — спросил он, представляя женщину с твердым взглядом, в роскошном одеянии.