Руки кардинала были сжаты в кулаки; костяшки пальцев желтые, словно орехи без скорлупы. Левина снова посмотрела ему в глаза, которые тот старательно отводил в сторону, лишь бы не встречаться с ней взглядом. Что скрыто за его бородой, за узкими розовыми губами? Она взяла самую тонкую кисть и начала прорисовывать густые каштановые волосы, в которых попадались пряди стального цвета. Она пыталась обрести истину в мелочах. Она мечтала о свободном стиле, позволяющем дать более полное представление об антураже или о самом натурщике. Это лучше, чем добиваться полного портретного сходства. Об этом они часто спорили с отцом. Иногда, как бы портрет ни был похож, никак не удавалось ухватить суть человека – какую-то черту, деталь. По мнению Левины, добиваясь полного сходства, необходимо уловить не только то, что видно невооруженным глазом, но и то, что скрыто. Свет неожиданно исчез, она посмотрела на окно: в небе нависли дождевые облака, и кардинальская мантия как будто полиняла, а лицо приобретало неприятный сероватый оттенок. Неожиданно для себя она подумала: хорошо, что дождь пошел не с утра, иначе бедняге на костре пришлось бы еще дольше мучиться в ожидании смерти – сырые дрова разгораются медленно. Она удивлялась своим мыслям. В том, что случилось с беднягой, нет ничего хорошего, да и о том, что ему было бы легче, тоже говорить не приходится.

– Ваше высокопреосвященство, к сожалению, уже стемнело, – обратилась она к кардиналу. – Позвольте испросить у вас завтра еще час вашего драгоценного времени!

Он наконец посмотрел на нее и наклонился вперед.

– Покажите, – потребовал он.

Обычно Левина не показывала натурщикам неоконченную работу, если только они не ее хорошие знакомые, но как откажешь кардиналу? Она сняла портрет с мольберта. Он совсем невелик. Осторожно держа картину за края, чтобы не размазать краску, она поднесла ее поближе. Кардинал вытянул шею.

– Ближе! – Он разговаривал с ней так, словно отдавал команды собаке.

Левина шагнула к нему; приближаясь, она почувствовала запах благовоний, которыми, видимо, пропитана его одежда, и отчетливо увидела, какое мрачное у него лицо. Некоторое время кардинал разглядывал свой портрет. Он как будто был доволен. Левина вздохнула с облегчением, ведь она вовсе не пыталась ему польстить, как некоторым. Потом он указал пальцем на тщательно прорисованную бороду.

– Какая точность! – пробормотал он себе под нос. Он задел краску и размазал все волоски, которые Левина так старательно прорисовывала весь последний час. У него на пальце осталось рыжее пятно. – О… я не… – Судя по всему, извиняться он не умел, хотя собственная неуклюжесть его смутила. Какое-то время он казался самым обыкновенным неуклюжим стариком, и Левина подумала: может быть, в его глазах она все-таки разглядела доброту… или нечто подобное.

– Не волнуйтесь, ваше высокопреосвященство, я все восстановлю. – Левина протянула ему тряпку, чтобы он вытер руку. Теперь он не сможет отказаться еще от одного сеанса.

Она протерла кисти тряпкой, откупорила флакон со спиртом. Она почувствовала резь в глазах; едкий запах заполнил комнату. Краем глаза она следила за кардиналом. Тот щелкнул пальцами, подзывая пажа. Ей хотелось подловить его в тот момент, когда он думал, что за ним не наблюдают, попытаться чуть больше узнать о человеке через небольшую трещинку в его внешнем лоске. Когда мальчик помогал ему встать, Левине показалось, что подагрические колени кардинала поскрипывают, как рассохшиеся петли старой двери. Они вместе вышли из комнаты – кардинал тяжело опирался на плечо пажа. Когда они проходили мимо, Левина присела в глубоком книксене. К ее удивлению, кардинал, еле заметно улыбнувшись, сказал:

– Миссис Теерлинк, у вас большой дар. Ваш талант – признак того, что Господь к вам благоволит.

– Благодарю за добрые слова, ваше высокопреосвященство.

Левина заметила, что кардинал одобрительно посмотрел на четки, висящие у нее на поясе. Четки старые, достались ей на память от бабушки; деревянные бусины истерлись от частого применения. Наверное, он подумал, что это признак ее религиозного рвения – последнее время все старательно его демонстрировали.

– Возможно, королева возьмет вас в свою свиту.

– Ваше высокопреосвященство, подобная честь не для меня – я недостаточно благородного происхождения.

– Недостаточно благородного… – задумчиво повторил он. – Немного найдется благородных дам, обладающих столь изысканными манерами… – Он ненадолго умолк, бегло посмотрел на нее и добавил: – Ей нужны рядом такие, как вы.

С этими словами он наклонился, чтобы потрепать Героя по голове; Левина невольно потеплела. Затем кардинал ушел, по-прежнему опираясь на плечо пажа, а Левина гадала, как бы отнесся к ней кардинал, если бы узнал о ее близкой дружбе с Греями. Но, может быть, теперь, когда Греи почти полностью уничтожены, а Фрэнсис и девочки убедительно демонстрировали свое возвращение в лоно католической церкви, такая дружба уже не считается позорным пятном?

После ухода кардинала в дверь бочком протиснулась Кэтрин Грей. Глаза у нее покраснели, веки распухли; в кулаке она сжимала платок. Левина уже заметила, что в последнее время девушка часто плачет из-за сына Пембрука. Она старалась вспомнить, каково это – плакать по утраченной любви, но ей трудно было поставить себя на место Кэтрин – она никогда не предавалась бурным страстям. Зато стоящая перед ней девушка одержима ими.

– Чем я могу вам помочь, Кэтрин? – спросила Левина.

– Кардинал. – Кэтрин посмотрела на портрет. – Он получился таким угрюмым!

– Разве вы не находите его угрюмым?

– Да, наверное. Должно быть, он все время молится. – Кэтрин взяла со стола кувшинчик с краской, откупорила его и поднесла к свету: – Как называется эта краска?

– Свинцово-желтая, – ответила Левина.

– Она как лимон… Веселый цвет! – Кэтрин поморщилась.

– Подойдите сюда, Кэтрин. – Левина протянула руки, и Кэтрин позволила себя обнять. – Будут и другие, – прошептала художница, гладя девушку по голове.

– Но мое сердце разбито! Я как те девы в стихах, которые разрываются пополам.

Левине хотелось сказать, что все пройдет, что она еще вспомнит сегодняшний день и подумает: какие пустяки… Но она понимала, что Кэтрин ей не поверит, потому что сейчас ее одолевают страсти. Поэтому она молча обняла ее. Наконец Кэтрин вспомнила, зачем пришла:

– Вас спрашивала Maman.

Фрэнсис в своих покоях совещалась с портнихой; они рассматривали несколько штук ткани, которые стояли в ряд у стены.

– Вина, ma chère! – Фрэнсис приветливо улыбнулась. – Как я рада вас видеть. Никто лучше вас не разбирается в цветах. Мэри нужно новое платье на свадьбу кузины Маргарет.

Левина заметила, как при упоминании свадьбы помрачнела Кэтрин – неудивительно, если вспомнить, как жестоко ее разлучили с молодым мужем. Фрэнсис протянула темно-синюю парчу и темно-желтый шелк:

– Как по-вашему, они сочетаются?