не могу его видеть. Господи… если бы он только знал, что каждое моё слово было ложью…

Стоять у выхода из своего единственного укрытия, ― практически на границе чертового Ада, ― было очень страшно: невыносимо, дико страшно. Мне казалось, что сам Дьявол в эту минуту захватил власть над небом и теперь показывал свою силу, метая самые гигантские молнии, которые я когда―либо видела в своей жизни.

Всё вспыхивало белым светом, сопровождаясь устрашающим грохотом, от которого закладывало уши. Сердце забилось сильнее, пульс участился, пальцы непроизвольно сильнее сжали камень.

— Это не страшно, ― успокаивала себя, ― я смогу выйти туда… смогу потому, что совсем не боюсь… ― попыталась сделать шаг, но очередное громыхание заставило в испуге отступить. ― Господи, я обманула тебя, я боюсь! Я так боюсь!

Инстинктивно прислонившись лбом к влажному камню, закрыла глаза. Руки похолодели, голова закружилась, ноги сделались ватными. Мне нужно дышать. Это просто… вдох―выдох, вдох―выдох, вдох… Его слова, как зацикленная пленка, бес конца крутились в голове: «Человек должен иметь силы бороться даже с самыми дикими страхами. Этот мир не волшебен ― он реален. И реально в нем существует только два возможных конца: либо ты побеждаешь свой страх, либо он разрушает тебя».

Да, я боялась. Чертовски боялась. Но иногда мы переступаем через одни наши страхи, потому что грудь в ужасе сдавливают те, что намного сильнее, ― просто цена их ошибки в стократ выше. Сейчас такой ценой для меня был Он.

Тот, кто стоял посреди ночной темноты, готовый испытать на себе праведный гнев Небес. Тот, за кого в это самое мгновение болел каждый участочек моей души… а я? Я отчаянно цеплялась за край пещеры, страшась переступить эту шаткую грань лишь потому, что детская фобия бесконтрольно сжимала горло.

Но разве можно было даже пытаться сравнить эти страхи?

Небо разразилось новым раскатом, и на этот раз прямо над Его головой.

Выругавшись про себя, на секунду зажмурилась, а затем сорвалась с места.

Я убью Его! Видит Бог, убью! Но сначала затащу обратно!

Ледяные капли падали на лицо, мочили волосы и одежду, но мне было плевать. Я успокаивала себя тихим шепотом, уверенно полагая, что как только добегу до этого недоделанного героя, мне придется очень постараться, чтобы не свалиться в обморок. Но стоило приблизиться, увидеть его насквозь мокрого и вспомнить, в какой небезопасной близости он находится от чертовых молний, как ужас мгновенно сменился бешенством, и теперь я старалась просто не взорваться.

Резко дернув Дарена за край рубашки, развернула его к себе.

— Ты совершенно лишился рассудка?! ― закричала, неосознанно вздрогнув от очередного раската. ― Слава Богу, что мы не застали торнадо или цунами, иначе бы ты непременно вышел сказать им «привет»! ― дождевая вода увереннее пробиралась под одежду: меня трясло, но скорее от негодования, чем от холода. ― Я не могу поверить, что ты сознательно подверг себя такой опасности! Оставил меня одну! Ты поступил, как… как самый настоящий эгоист! ― выпалила, подобрав подходящее слово. ― А если бы с тобой что―то случилось? Если бы молния убила тебя? ― мне хотелось кричать сильнее и громче, потому что слезы начинали душить. ― Ты подумал о том, что стало бы со мной?! Хотя бы на мгновение задумался, через что пришлось бы пройти мне?…

— Ты волновалась за меня? ― неожиданно спросил Дарен, и я запнулась.

Он внимательно смотрел на меня, позволяя воде течь по лицу и падать с волос. Я остановила свой взгляд на его глазах всего на мгновение, но и этой мимолетной ошибки оказалось более, чем достаточно для того, чтобы безвозвратно утонуть в их синеве. Родные, глубокие, бездонные, наполненные тягостной, запредельной болью… ― сердце забилось чаще, а затем мучительно сжалось.

— Я не имела в виду… ― только осознав, что именно сказала, поняла, что всё это время была на бешеном адреналине: не чувствовала холода и не боялась гнева Неба, и только теперь начинала дрожать по―настоящему. ― …эти места дикие, ты сам говорил…

Замолчала, ощутив, как его прохладные пальцы бережно касаются моих волос.

— До тех пор, пока ты будешь нуждаться во мне … ― тихо начал Дарен, ― …я никогда не перестану дышать.

— Ты не всемогущий Бог, ― шептала, ловя губами дождевые капли, ― как и многое в нашем мире, эта молния сильнее тебя. И, если бы она захотела, чтобы ты перестал дышать, ты бы перестал…

— Я обещаю, что этого не произойдет. Ты должна верить… ― он хотел обнять меня, но я резко отпрянула и, прикрыв глаза, усмехнулась.

— Верить? Я перестала верить, когда ты оставил меня одну.

— Эбби…

— Я уже говорила, ― жмурясь сильнее, я была благодарна дождю, который скрывал мои слезы, ― я не хочу, чтобы ты был рядом… не хочу видеть тебя… мне всё равно…

— Но ты здесь, ― тихо сказал Дарен, и я почувствовала, как он прижал меня к себе, ― ты со мной.

— Я уже говорила… ― повторяла, пытаясь высвободиться. ― Ты знаешь…

— Нет… ― шептал он, касаясь губами мокрых волос, ― не в этот раз… не сейчас.

Я снова чувствовала это: легкие с силой пережимало, пульс неистово стучал в висках, а сердцебиение… сейчас оно вновь стало таким же быстрым, как у той маленькой птички Колибри ― частотой более тысячи ударов.

— Не надо… ― молила, предпринимая обессиленные попытки отстраниться, ― пожалуйста, не держи меня…

— Я просто хочу знать…

— Что знать?

— Посмотри на меня, ― тихо попросил он, поднимая мою голову вверх. Я открыла глаза, заранее зная, что совершаю ошибку. ― Почему ты осталась? Почему пошла за мной, если могла просто уехать? Почему, Эбби?

И снова этот острый, как нож взгляд: мучительный блик, который я была не в силах притупить.

— Отпусти… ― испытывая слабость, завертела головой, ― я не могу…

— Просто ответь, ― его дыхание обжигало, сил сопротивляться почти не осталось, ― скажи то, что чувствуешь… глядя мне в глаза.

Сглотнула, ощущая, как слезы без меры, сильнее жгут кожу.

— Боль… ― прошептала, сдерживая внутри всхлип, ― я чувствую боль…

Секунда. Две. Три.

Это становилось невыносимее ― терпеть его близость было слишком тяжело.

Я сделала усилие, пытаясь выбраться из его объятий, но Дарен обхватил ладонью мой затылок и притянул к себе. Его ледяные губы коснулись моих в нежном, но одновременно твердом поцелуе. Ему не требовалось заявлять свои права, потому что я всегда была только его ― и доказала это, когда сдалась.

Его язык мягко проник внутрь и, несмотря на то, что губы обжигали,