— Арина, ешь, пожалуйста, — гораздо мягче попросил Каперс.

Кивнув, я потянулась и взяла кусок хлеба. Наплевав на местный этикет и то, как это выглядит со стороны, принялась макать серый мякиш в густую подливку тушеного мяса. Вытаскивала потяжелевший ломоть, кусала размокший край и макала снова.

Умяв таким способом весь хлеб, я ощутила в себе силы взять в руки ложку — вилки почему-то не предлагалось — и доесть оставшееся мясо.

— Кап, иди к себе, — отставив пустую тарелку, настояла я. — Тебе тоже надо восстановить силы.

— Нет. Только после того, как ты все доешь, — упрямо возразил он.

— Я не лягу спать, обещаю. Хочешь, как доем, зайду к тебе?

Хранитель не спешил с ответом. Смерил меня тяжелым взглядом, мельком глянул на поднос с едой, вздохнул и наконец кивнул:

— Хорошо. Только заходить не обязательно. Просто стукни пару раз и скажи что-нибудь, чтобы я услышал твой голос. Хорошо?

Просьба показалась странной, но, рассудив, что у всех есть право на причуды, я согласилась. Выпроводила четвероногого хранителя и снова сконцентрировалась на подносе с едой. Так, что теперь на очереди? Ага, жареная курица! Поехали!

* * *

Раньше я не догадывалась, что могу столько съесть. И вот странность: чем больше еды исчезало у меня в желудке, тем сильнее разыгрывался аппетит. Если поначалу мне казалось, что умять даже треть из принесенного Пышкой невозможно, то под конец я начала всерьез опасаться, что еще чуть-чуть, — и я отправлюсь на поиски этой самой Пышки требовать добавки!

После жареной курицы настал черед отварного картофеля (точнее, его местного аналога оранжевого цвета). Следом я принялась за рыбу, запеченную в тесте, потом — за какие-то зеленые шарики, размером с теннисные, фаршированные мясом. Тушеные овощи, густой суп-пюре странного фиолетового оттенка, рагу из ребрышек, пироги (сладкие и соленые), плетенки с повидлом… Я съела все. До последней крошки.

Запивая теплым травяным отваром самый внушительный обед в своей жизни, я мысленно сравнивала себя с Робином Бобином Барабеком. Думаю, сегодня даже английский обжорка остался бы под впечатлением от вместительности моего желудка!

Составив пустую посуду на поднос — и как Пышка вообще доперла такую тяжесть? — я поднялась, сыто потянулась и пошла выполнять данное хранителю слово.

Дверь его комнаты оказалась плотно закрыта. Интересно, как Каперс это сделал? Головой, что ли, захлопнул?

— Кап, — позвала я, стукнув несколько раз по дереву, — как и обещала, докладываю: обед съеден, я не сплю. Правда, удивительно, что меня не разорвало на части от такого количества еды. — Я хмыкнула и снова постучала. — Ау-у, ты сам-то не спишь?

Ответа не было.

— Кап? Можно зайти?

Взявшись за круглую ручку, я неуверенно повернула ее вбок и замерла, покусывая нижнюю губу Каперс просил не соваться к нему… Но вдруг он уснул? Уснул, не поев! Беспокойство закопошилось под кожей, словно стайка крошечных мышей.

Нет, зайти все-таки стоит. Если он спит, то разбужу его! А если бодрствует… почему тогда не отвечает?!

Уверившись в правильности принятого решения, я толкнула дверь бедром. Правда, стоило ей открыться на пару сантиметров, как ее тут же с силой придавили с той стороны.

— Спасибо, что пришла, — голос Каперса прозвучал странно. — Я рад, что ты в порядке; а теперь, пожалуйста, иди спать. Утром я разбужу тебя.

— Утром?!

Сейчас же часа четыре, не больше! Не знаю, что он обо мне думает, но так долго спать я не умею.

— Не волнуйся, издеваться не стану. — Хранитель по-своему понял мое восклицание. — Приятных снов, Арина.

Я отстранилась от двери и хмуро качнула головой — Каперс явно темнит. Интересно, что он от меня скрывает?

Как я вернулась к себе в комнату и рухнула спать прямо в одежде, стерлось из моей памяти. Мозг здраво рассудил, что эти воспоминания мне ни к чему: главное — довести тело до кровати и отключиться. Собственно, именно это он и сделал.

Проснулась я так же внезапно, как уснула: просто открыла глаза и поняла, что выспалась. Села, сонно зевая, потянулась и огляделась.

В комнате, кроме меня, никого.

Это что получается, я проснулась раньше Каперса? Он же собирался разбудить меня. Хм, интересно, который час?

Обувшись, я дошла до окна, отодвинула занавеску и выглянула на улицу. Пусто, тихо, темно… Однако очертания домов, заборов перед ними и булыжников на мостовой легко угадываются — значит, ночь пошла на убыль.

Потеряв интерес к улице, я приблизилась к зеркалу и хмуро взглянула на себя: мятая со сна одежда, спутанные волосы, в которых застряли травинки и веточки; пара грязных разводов на щеках и шее… М-да, красота неописуемая!

Душ легко мог бы исправить ситуацию, если бы не одно «но»: в моей комнате ванная не предусмотрена. Здесь вообще, кроме узкой кровати, стула и овального зеркала на стене, ничего не предусмотрено.

Однако сдаваться так просто не в моих правилах. Пригладив одежду, я выскочила в коридор и отправилась на поиски местной администрации. Где-то же люди моются, верно? Надо просто узнать, где именно.

Быстро пролетев мимо одинаковых дверей с выжженными номерами, я выскочила в холл — тот самый, в который мы с Каперсом вползли из последних сил.

Просторное помещение слабо подсвечивали прямоугольные матово-белые камни. Почти все свободное место занимали круглые столы, на которых ножками вверх умостились стулья. А ближе к выходу — той самой рассохшейся двери — располагалась небольшая стойка, пустующая в это время. Надо сказать, что в зале вообще, кроме меня, никого нет.

Хм, и что же делать?

Я неуверенно переступила с ноги на ногу, сморщила нос и еще раз внимательно оглядела помещение. В самой дальней от входа стене — там, где свет камней едва разгонял густые тени, — нашлась еще одна дверь. Неприметная, почти сливающаяся с деревянной обшивкой зала. Но заинтересовала меня не она, а полоска света, пробивающаяся в узкую щель над полом.

Прикидывая, как получше завязать разговор и плавно перевести его на вопрос моей помывки, я зашагала в выбранную сторону… и чуть не врезалась носом в дверь, когда та вдруг резко распахнулась.

— Ой, а чего вы не спите-то? — всплеснула руками знакомая Пышка. — Рань же еще несусветная! Четыре утра только-только минуло!

Почему Пышка не спит в это время, меня не интересовало. Гораздо более животрепещущим оставался санитарно-гигиенический вопрос. Его я и озвучила.

— Так это… могу вам воды натаскать. Одно ведро там, — Пышка махнула рукой в сторону двери, из-за которой совсем недавно выскочила, как черт из табакерки, — почти согрелось. Мы-то всегда ставим их с вечера на теплую печь. Только вам того… не хватит, чтобы хорошую теплую воду развести-то. Точнее, как — пальцы-то сводить не будет, но вот понежиться не получится.