Она мечтательно улыбнулась, когда Изабель неслышной походкой вошла в комнату.

Когда Оливье пришел домой, Анжелика уже уложила детей спать и приготовила ужин. Кухонный стол был празднично сервирован: здесь лежали подставки для тарелок и салфетки, стояли бокалы для вина и одинокая свеча.

— Как романтично, — сказал Оливье, бросая портфель на стол в холле.

— Только ты и я.

Она обратила внимание на шелковый кашемировый шарф, обвязанный вокруг его шеи.

— Это хорошо. Я слишком устал, чтобы с кем-нибудь говорить, кроме тебя, а моя голова по-прежнему гудит, как растревоженный улей.

— Ты принял какое-нибудь лекарство, кроме аспирина?

— Только «Нурофен» и больше ничего. Думаю, перед сном я сделаю еще одну ингаляцию.

— Прими «Ночную няню».

— Ладно. Так и сделаю. А завтра, пошатываясь, пойду на работу, словно с похмелья.

— Как дела?

— Ужасно. Кризис набирает обороты. И это серьезно, Анжелика.

— Да, я знаю, читала в газетах.

Он вздохнул и опустился в кресло. Она налила ему бокал бордо. Оливье сделал маленький глоток и расслабился.

— Сними шарф и пиджак, я помассажирую тебе плечи.

— Что с тобой? — спросил он, развязывая шарф. — У тебя что, роман на стороне?

— Глупости! Просто ты выглядишь слишком напряженным.

Анжелика почувствовала, что покраснела.

— Я действительно напряжен.

Повесив шарф и пиджак на спинку стула, она начала массировать его шею.

— Боже, как хорошо!

От ее мягких, но в то же время сильных прикосновений мышцы постепенно расслабились. Утаивая от мужа свою переписку, Анжелика испытывала чувство вины, которое превратило ее в гейшу, пытающуюся хоть как-то загладить свой проступок.

— Я не делала тебе массаж уже много лет.

Оливье засмеялся.

— Ты никогда мне его не делала. Это я всегда носился с маслом.

— И у тебя были волшебные руки.

Она удивилась, почувствовав, как все ее тело начинает гореть желанием.

— Они все такие же волшебные, и ты это знаешь.

Оливье закрыл глаза. Его напряжение постепенно уменьшалось, уступая место желанию.

Он взял Анжелику за руки и притянул к себе, а затем оттолкнул ногами стул, чтобы она могла сесть к нему на колени.

— Я хочу заняться с тобой любовью, — прошептал Оливье. — У меня прекрасная жена. Мне следовало бы уделять ей больше внимания.

— С твоим-то воспаленным горлом!

— Я чувствую себя лучше.

«Ипохондрик», — с любовью подумала Анжелика, а вслух произнесла:

— А как же дети?

— Если нас будет постоянно волновать тот факт, что наши чада неожиданно войдут и застукают нас, мы никогда не займемся любовью.

Он поцеловал жену, позволив ее волосам упасть на его лицо. Его губы были теплыми и сладкими от вина. Оливье прекрасно целовался, так было всегда. Вынув ее рубашку из джинсов, он скользнул пальцами внутрь. Анжелика почувствовала, как его руки расстегнули застежку на лифчике, а затем ощутила чувственное прикосновение его больших пальцев к своим соскам. Уже очень давно они не реагировали так бурно на его ласки. Откинув голову, она позволила его жесткой щетине пощекотать нежную кожу на ее шее, которую Оливье покрыл страстными поцелуями.

Понимая, что дети могут в любой момент проснуться и застукать их на горячем, Анжелика спрыгнула с колен мужа и, извиваясь, сняла джинсы и трусики, а потом снова села на него верхом, позволив войти в себя.

На мгновение они словно растворились друг в друге, поодиночке получая невероятное удовольствие, пока не взорвались одновременным оргазмом. Еще некоторое время их тела оставались сплетенными, сердца бешено бились, а головы кружились от внезапного всплеска адреналина.

— Все произошло так неожиданно, — сказала Анжелика, целуя мужа в мокрый и соленый висок.

— Как будто мы снова молоды и влюблены. — Оливье погладил ее волосы. — Нам следовало бы заниматься любовью чаще.

— Напряженный график, — произнесла она, слезая с его колен и протягивая руку к своей одежде.

— Нужно находить на это время. Кстати, что там у нас на ужин?

* * *

Анжелика наблюдала за тем, как он с жадностью набросился на телячью отбивную. Иногда создавалось впечатление, что вся жизнь Оливье сводилась исключительно к поглощению пищи. Не отвечающая его требованиям еда могла на целую неделю испортить ему настроение. Анжелика потягивала вино и медленно ела, пока он говорил о себе. Оливье не спрашивал ее, как она провела день. В этом не было ничего необычного — в общем-то, рассказывать было не о чем, но внезапно ее осенило: ему это просто неинтересно.

— Финансовая пирамида «Братья Лехман» стала банкротом. Другие банки наверняка последуют за ней. Это не может обойти стороной никого, включая нас.

— Я знаю и стараюсь быть экономной.

— Да, никаких излишеств.

Анжелика напряглась.

— Я же сказала, что стараюсь быть экономной.

— Знаю, так оно и есть.

— Я постоянно получаю гонорары от продажи своих книг.

— Да-да, конечно, однако кризис не может не затронуть и издательский бизнес. Люди будут сокращать расходы на то, что им не нужно, и книги обязательно попадут в этот список.

— Однако детям по-прежнему нужно что-то читать.

— Но в будущем тебе уже не будут платить больших авансов. Ты же видишь, сейчас каждый пытается потуже затянуть поясок.

При слове «поясок» она с укоризной вскинула бровь и даже хотела уколоть его, но вместо этого сказала:

— Сити выстоит. Так было всегда.

— Но на это могут уйти годы.

— Ну что ж, тогда нам придется уменьшить свои запросы.

— Вот увидишь, даже такие транжиры, как Кейт и Кандейс, будут вынуждены ввести режим экономии.

Анжелика с трудом представляла себе это.

— Ну а как дети? Как прошел их первый день в школе?

— Они чудесно провели время.

— Кого ты видела?

— Да все те же лица. Скарлет, Летизию, Кандейс… Ах да, я случайно натолкнулась на эту отвратительную Дженну Элрич.

— Ну что ты, она очень сексапильна.

Анжелика ахнула.

— О, мой Бог, Оливье, что случилось с твоим вкусом?

— Она выглядит очень стильно. Мне нравится ее внешность.

— Ты говоришь как Джоэ, — недовольно проворчала Анжелика. — А я считаю, что ее внешность кажется эффектной только несведущим людям.