Например, упомянутая Херувимом легенда о живом вампире. Она может быть как чистейшей воды враньем, так и святой правдой. Причем сейчас определить это очень трудно. Собственно, ей и не хотелось это делать. А что ей хотелось? Ну, например, попытаться прикинуть, зачем ей может быть нужна такая легенда.

Вдруг в ней содержится рецепт, как стать живой? Снова получить возможность вести нормальную человеческую жизнь… Почувствовать настоящий вкус вина, вновь научиться получать удовольствие от нормальной пищи, от того, что твою кожу щекочут солнечные лучи… кто знает, может быть, тогда она сможет родить, исполнить дарованное каждой женщине право и обязанность…

Э нет, сказала себе Лисандра, что-то ты, голубушка, слишком размечталась. Пора вернуться на грешную землю. Не бывает так на самом деле.

А если все-таки…

Лисандра тихо зашипела.

Нет, и еще раз — нет. Лучше выбросить эти мысли из головы. Забыть о них.

— Что, не нравится? Надоело в клетке сидеть?

Вампирша подняла голову.

Ну конечно, кто это мог быть, кроме летающей любопытки? Вот ведь принесла нелегкая.

Прямо над клеткой, чуть в стороне от точки, на которую глядел сын змеи, парила небольшая, тоненькая, почти невесомая фигурка с крыльями бабочки.

Как есть самая настоящая летающая любопытка.

— А зачем тогда в нее полезла? — спросила летунья. — Кто тебе такую идею подал?

Вампирша не ответила.

Она знала, что так просто от любопытки не отделаешься, но иногда… Чудеса иногда случаются.

Как же… случаются.

— И вообще, что может делать вампирша в клетке стыда? — вопросила крылатая приставучка. — Откуда у таких, как ты, может быть стыд? И за что? За то, что пила людскую кровь? А может, у вас своя этика? Вдруг ты сегодня кого-нибудь отпустила, не вонзив клыки ему в горло, и теперь по этому поводу испытываешь угрызения совести?

Лисандра попыталась прикинуть, сможет ли она достать любопытку в прыжке. Нет, не получится. Та чуть выше, чем нужно. А если ее приманить? Если заставить снизиться?

Она покачала головой.

Увы, и еще раз увы. Никому и никогда еще не удавалось достать любопытку таким примитивным способом. Инстинкт самосохранения у приставучек был развит просто великолепно. А иначе все они давным-давно должны были исчезнуть как вид. Не исчезли. Летают и задают вопросы. Причем попадаются чаще, чем хотелось бы. Таким образом, ей ничего не остается, как продолжать думать.

Думать и ждать… ждать и думать…

Так оно и продолжалось. Огненный волк метался возле клетки и мерзко рычал. Любопытка задавала вопросы. Сын змеи думал. А еще в голову Лисандре лезли в голову всякие дурацкие мысли.

Наконец сын змеи тряхнул головой и сказал:

— В общем, действительно ничего не остается, как прорываться дальше всеми возможными способами.

— Куда это вы собрались? — тотчас встряла любопытка.

Сын змеи не обратил на ее вопрос ни малейшего внимания. Вытянув лапу, он вытащил, как показалось Лисандре, прямо из воздуха голубенький шарик размером с бусинку. Внимательно его осмотрев, спутник Лисандры удовлетворенно фыркнул.

— Шарик концентрированной воды, — объяснил он. — Как раз то, что нужно, против нашего преследователя. Берег на крайний случай. Что ж, значит, он наступил.

— Что такое — крайний случай? — заверещала любопытка. — С чем его едят? Чем его запивают?

Сын змеи слегка поморщился, и Лисандра поспешила его успокоить:

— Не обращай внимания. Уйдем с площади, и она от нас отстанет. Сам знаешь, любопытки свято блюдут территориальные принципы.

— Знаю, — коротко сказал сын змеи.

Он внимательно поглядел на огненного волка, как раз в этот момент припавшего к земле шагах в пяти от него и глухо рычавшего.

— Как он срабатывает? — спросила Лисандра.

— Бросить в противника, — послышалось в ответ.

— Всего лишь?

— Ну да. Самая лучшая магия — самая простая.

Сказав это, сын змеи швырнул шарик в огненного пса так, словно это был обычный камешек. Тот ударился о морду зверя и расплеснулся в шар метра три в диаметре. Огненный пес угодил как раз в самый его центр.

Этого было достаточно. Послышалось шипение, к небу взвился столб пара. А потом пса просто не стало. Вода обрушилась на землю и растеклась лужей, большой, мутной, обыкновенной лужей. Ни малейшего намека на того, кто только что яростно рычал и сыпал во все стороны искры.

— Вот так и будет с каждым… — возвестил сын змеи. — Вот так и будет… Ладно, не важно все это. Пошли дальше. Нас ждет самая лучшая гадалка этого города.

— А если не ждет? — встряла в разговор любопытка.

— Я же сказал — лучшая гадалка этого города. Если она действительно хороша, то ждет как миленькая, знает заранее о нашем появлении.

7

Гадалка по имени Божье Наказание сказала:

— Взявшись кому-нибудь предсказывать, вы, дилетанты, даже не догадываясь об этом, всего лишь рассказываете о своем собственном будущем. И только я способна на большее.

— Не нужно нам будущее, — сообщил сын змеи. — Мы желаем знать, куда занесло одного нашего приятеля.

Гадалка смерила его мрачным взглядом, но, ничего не ответив, взяла со стола, стоявшего в центре комнаты, кучку выбеленных временем мелких костей. Лисандра прикинула, что они могли принадлежать большой крысе, маленькой собаке, а может, и ребенку. Да нет, последнее — вряд ли. Гадалки, пользующиеся амулетами тьмы, часто предсказывают очень точно, но обязательно, неизбежно приобретают особую темную славу. Здесь ничем подобным не пахло. Тумана Божье Наказание, как и положено, не жалела, но такова уж была ее работа. А вот пользоваться амулетами тьмы… это будет уже перебор.

Швырнув кости на стол, гадалка окинула их внимательным взглядом и переспросила:

— Приятеля, говорите? А не слишком ли он необычен для того, чтоб быть вашим приятелем, не слишком ли силен?

— Не слишком, — сказал сын змеи. — Я так считаю.

— Гм?..

— Именно.

— Как я понимаю, вы знаете, что говорите.

— Знаем.

Гадалка пожала плечами и вновь собрала кости.

— Хорошо, деньги вы заплатили, деньги немалые, и я, как и обещала, вам погадаю. Но сразу предупреждаю, что мое гадание вам может и не понравиться.

— Мы не на представление пришли, — буркнул сын змеи. — Мы хотим знать, где нам искать нашего приятеля. Где его спрятали?

— А если он сам спрятался? — задумчиво спросила гадалка, внимательно разглядывая кости.

И было непонятно, у кого она спрашивает. У чешуйчатого? А может, все-таки у своих магических инструментов?