На следующем цикле антирада приступили к тщательному осмотру хранилищ. То, которое удержало мину, долго не получалось вскрыть, а когда вскрыли, оказалось, что там всего одна трещина в потолке, нет снега, почти нет радиации, а тамошние продукты вообще не фонят. Расчеты показали, что там можно жить без антирада, достаточно не снимать скафандр. Генералы заявили, что теперь мы точно выживем, главное сохранить герметичность хранилища. Ворота вновь заперли и наглухо заварили, в воротине прорезали узкую дверь, вокруг нее соорудили тамбур. Усилили его, как только смогли, и начали там жить. В хранилище, если к стенам и воротам не подходить ближе трех метров, действительно было безопасно, пока ты в скафандре. И фильтр не забивался, и обогрев нормально справлялся. Позже мы с техником пробросили туда силовой кабель от ЛСУ и организовали электропитание. Даже внутреннее освещение частично запустили.

– Ты же сказал, что вы все в одной базе живете, – зарычал Порфирьев. – И вам места не хватает.

– Теперь так и есть, – хмуро подтвердил пленный. – Мы соорудили самодельные запоры на въездные ворота в Росрезерв и заперли их на точечную сварку. Так просто не взломаешь. Для надежности установили несколько мин, я для них специально термокожухи собирал, на аккумуляторах. Поставили ЛСУ на прямую наводку, если кто-то начнет взламывать ворота, мы успеем занять позиции и ударим из всех стволов, пока противник будет пытаться пройти узкий вход. У нас даже боевые дроны были, автономные, на колесах, три штуки. Хотели их на круглосуточную охрану ворот поставить, но из-за радиации двое из них сгорели через сутки, а третьего мы отмыли и загнали в безопасное хранилище. Он там изнутри вход охранял, в качестве последней линии обороны.

Он сделал паузу, хмуро поглядел на всех, но уже не столько с подозрением, сколько со смесью неуверенности и беспомощности.

– Через две недели нас атаковали роботы. Как они прошли въездные ворота – неизвестно. Стальные запоры, засов из швеллера, сварка – они все это прошли бесшумно. Все оказалось выломано с мясом, мины раздавлены в лепешку, ни одна не сработала. Все произошло ночью, часовые не спали, но ничего не услышали. Роботов засек дрон, когда они были уже внутри нашего хранилища. Дрон ударил по ним из всех стволов, и роботы ответили. Дрона разнесло на куски, вместе с ним вынесло половину стены, взрывом опрокинуло стеллажи с продуктами и выдавило ворота, потолок в двух местах частично обрушился. Всех контузило, меня ударило падающим стеллажом, и я потерял сознание. Когда очнулся, роботов не было, дозиметр орет сигналом тревоги, на лицевом щитке мигает предупреждение «Опасный уровень радиации! Срочно принять антирад!».

Потом выяснилось, что никто не погиб, дрон спугнул роботов, и они не успели никого убить. Зато они убили единственное безопасное место внутри Росрезерва. С тех пор мы живем внутри спецпалатки. Весь личный состав разбит на четыре смены и несет круглосуточное дежурство. Одна смена под антирадом осуществляет охрану и оборону входа в Росрезерв, вторую ломает интоксикация, третья и четвертая сидят на базе и ждут своей очереди.

С роботами противника надо было срочно что-то делать, пока они нас не перебили, и мы разработали план обороны. Ваш ров, который вы выкопали к входу в Росрезерв, мы зарыли наполовину. Чтобы роботам пришлось искать другой путь. На подходах к Росрезерву мы нарыли окопов, разместили в них огневые точки и выкопали волчью яму. Ее накрыли маскировочной сетью и поставили под удар ЛСУ прямой наводкой. Чтобы ЛСУ не попала под огонь противника, мы загородили ее бульдозером. Он тяжелее, чем она, восемьдесят тонн, полторы тысячи лошадей, должен был запросто ее защитить…

Пленный усмехнулся:

– Так планировалось. Короче, мы двое суток готовили оборону и еле успели. Роботы появились через два часа после того, как мы закончили. Как раз буран начался, под его прикрытием они и атаковали. По ходу дела, видят в этой пылище они не очень хорошо, потому что мы засекли их первыми. Только ветер стих, как часовые орут в эфире, что наблюдают свечение лазерных систем. Все, кто мог, сожрали антирад и бросились в окопы. А дальше все очень быстро произошло.

Роботов оказалось то ли четыре, то ли пять, светящиеся пары лазерных элементов то растворялись в пыли, то появлялись в другом месте, и точно определить не удалось. Сначала они двигались поверху, видимо, искали пропавший ров. Потом один из них спрыгнул в волчью яму. Именно спрыгнул, а не упал. В эфире раздался приказ открыть огонь, и ЛСУ вдарила по нему одновременно лазерным лучом и электромагнитной пушкой. Робота осветило вспышкой, и я хорошо его разглядел.

Рассказчика нервно передернуло, и в его голосе мелькнул суеверный страх:

– В тот миг я подумал, что он живой! Здоровенный трехметровый мужик полтонны весом, в маскировочном костюме из белой мешковины! Даже кроваво-красный отблеск глаз был словно живой! Он смотрел прямо на меня, клянусь! Словно насквозь меня видел, я четко ощутил исходящую от него брезгливость. Как будто я кусок дерьма, а он вынужден на меня наступить, хоть ему и не хочется!

Пленный потряс головой, словно отгоняя наваждение, и поежился:

– Через секунду он уже на меня не смотрел, и глюки пропали. Позже выяснилось, что каждый чувствовал на себе его враждебный взгляд. Ощущения немного отличались, кто-то ощутил ненависть, кто-то брезгливость, кто-то равнодушие. Но все видели, что он их видит! Генералы сказали, что это была атака инфразвуком. Технология еще сырая, только обкатывается, поэтому функционального эффекта не имеет, но боевой дух пошатнуть может.

Короче, робот после попадания исчез в пыли. Может, его испарило лазером, самоходка же тяжелый танк запросто поджигает, как спичечный коробок. Но никаких остатков от него мы не нашли, хотя потом пытались искать. Но в ту минуту всем стало не до него, потому что остальные роботы засекли выстрел и попрыгали в ров. Ближайший из них ударил по нашим позициям чем-то непонятным, и восьмидесятитонный бульдозер разнесло вдребезги, как цветочную вазу. ЛСУ успела выстрелить еще раз, потом ее поразило прямым попаданием, и она вырубилась. Почти сразу наши позиции накрыло то ли серией взрывов, то ли одним большим, я понять не смог. Меня вбило в окоп с такой силой, что без штурмового комплекта точно бы переломало все кости. Мозги внутри черепа так встряхнуло, словно голову раскаленным мечом пробило, и я потерялся, как после нокаута.

Оклемался минут через пять, голова гудит, кругом сплошная стена пыли, темно, эфир орет в уши помехами, ни фига не понятно. Выглянул из окопа, красных точек не видно, зато в тылу, во въездных воротах, здоровенная дыра и лучи фонарей. Выполз и поковылял туда. Оказалось, что роботы отступили, видимо, из-за потерь. Генералы сказали, что мы уничтожили от двух до трех роботов. Правда, обломков от них никто не нашел, но, может, их просто смешало с обломками бульдозера, и мы не смогли отличить одно от другого. У нас уничтожено четыре огневые точки, людей порвало вместе с окопами, откуда они вели огонь. Остались только застывшие кровавые брызги, горелые ошметки скафандров и оплавленные обломки экзокорсетов вперемешку с обугленным грунтом.

По самоходке, предположительно, ударили кумулятивным, потому что экипаж выжгло до состояния трухи, но пробоина почему-то оказалась размером с баскетбольный мяч. Непонятно, почему броня не выдержала, но в этом заключалось наше везение. Через дыру раскаленные газы, испепелившие экипаж, выплеснулись наружу и температура внутри самоходки упала быстро. Реактор не пострадал, но системы управления вооружением уничтожены. Электромагнитная пушка умерла, из лазерного орудия теоретически еще можно выстрелить, но только на глаз, потому что аппаратура наведения и прицеливания выгорела. Ходовая часть получила необратимые повреждения, починить ее можно только в заводских условиях. Я видел на складах контейнеры с автоматическим токарно-фрезерным комплексом. Наверное, его можно попробовать развернуть и запустить, но это ничего не даст, у нас никто никогда не строил лазерные установки, это секретное изделие. И чтобы организовать ремонт, необходимо загнать ЛСУ в ангар. Темнота, холод, пыль, бураны – снаружи мы не сможем использовать оборудование. Даже развернуть не сможем. Но внутрь самоходку не затащить, она шестьдесят тонн весит, а техники у нас больше нет. Так что деваться из Росрезерва нам некуда.