Во второй половине дня вернулся Джэй. То, о чем он поведал, не подпадало под наше, включая самого Джэя, представление об увиденном (Джэй тоже мог сравнивать; до моего приезда он вместе с Ллойдом уже побывал на развалинах). На этот раз Джэй обошел развалины и не нашел там ничего. Вообще ничего! Ни то место, что на схеме указал Ло как вход к круглому помещению, ни место прошлых раскопок. Развалины небольшого храма теперь превратились в груду камней средних и мелких размеров. На месте предполагаемого входа даже не осталось нагромождения из больших каменных валунов.

Также Джэй успел пообщаться с местным населением. Ему не удалось выяснить что-либо интересное. Кроме завывающего ветра и падения камней, никто ничего подозрительного не слышал и, естественно, ночью не видел: к завыванию же ветра они привыкли, что частенько сопровождается камнепадом.

Вслед за Джэем к нам пришла делегация местного населения под предводительством главы. Расспросы Джэя их заинтересовали, после чего они навестили развалины храма в новом виде и теперь совместно с нами поражались груде камней.

Под вечер у Ллойда разболелась нога. Мы с Джэем решили отвезти Ло в ближайший «El hospital», где его и оставили на пару дней под присмотром врачей, к моему большому сожалению. Конечно, я желала его выздоровления – снимок ноги показал, что с ногой не произошло чего-либо страшного, но специалисты должны были за ним понаблюдать, просто я успела с ним подружиться и мне было более комфортно в его компании.

Остаток же вечера с Джэем пролетел для меня незаметно: за разговорами и при свете свечи. А к концу дня, к моему удивлению, я почувствовала себя гораздо лучше. Чтобы выразиться точнее, мне надо сказать, что раны заживали, как на собаке. И вообще после погребальной камеры я ощущала себя по-другому. Пока я не могла сказать точно, в чем это выражалось, но внутреннее чувство стало другим.

Когда же я легла в кровать, то уснуть не смогла. И дело было не в усталости. Это вообще не было связано с физической болью.

Это был Он. Совсем не знаю почему, но я чувствовала – это был именно Он. К этому моменту я могла Его называть только с большой буквы. Я уже столько лет общалась с Ним, что Он стал родным и близким для меня. До сей поры Он не являлся кем-то реальным и одушевленным. Он представлялся мне в мечтах. Каждый раз я рисовала Его для себя, и каждый раз Он становился у меня от раза к разу лучше и лучше. Будучи маленькой, я представляла Его принцем. Позже Он являлся ко мне на белом коне. Со временем мы ездили с Ним на белом двухместном «Мерседесе» с открытым верхом, обкатывая наши с ним живописные окрестности. А однажды мы чуть было не повенчались. Конечно, это происходило в мечтах. Я, как спящая красавица, в мечтах ждала своего принца. И в этих мечтах у нас с ним находилось много общего. Не было главного – имени. И сегодня, мне кажется, его имя я узнала.

Второй день, как мы с Джэем совместно с небольшой группой местного населения пытались отыскать на развалинах храма хоть что-то интересное. Но нам оставалось только удивляться: от былых полуразрушенных стен не осталось и следа, а место теперь представляло собой груду камней.

В общем, все сводилось к тому, что делать нам тут было нечего. Для дальнейших работ необходима полномасштабная экспедиция археологов с привлечением техники, без которой тяжело будет приблизиться к «феномену шести ступенек». Ровно об этом и сообщил мне Джэй. Он сказал, что сегодня вечером мы улетаем в Канкун, откуда в двух часах езды на машине ведутся основные раскопки.

После обеда мы поехали за Ллойдом. По пути Джэй заговорил о нем. Он рассказывал мне, каких добивается Ло успехов в изучении археологии и антропологии. Я слушала его, но все больше обращала внимание на свои чувства.

За время нахождения с ним я стала чаще о нем думать. Это происходило настолько часто, что врать себе не имело больше смысла. Вчера, перед тем как уснуть, мои мысли уже полностью находились в его власти. Я перебрала в голове все, связанное с ним. Его манеру говорить, терпеливо ожидая, слушать, с неподдельным трепетом рассказывать о том, чем он увлекается и чему готов посвятить всю жизнь. Мне даже показалось, что и он проявлял ко мне немного больший интерес, нежели просто общение в силу обстоятельств. Хотя… Может, я и ошибалась.

В «El hospital» мы нашли Ллойда до неузнаваемости изменившимся. Естественно, я не знала его долго, но тот, кем он предстал перед нами – это сломало во мне сложившееся представление о нем. Он точно парил над поверхностью от радости, находясь на седьмом небе от счастья. И все эмоции он выплеснул на меня при встрече: крепко обнял, коротко покружил в вальсе и чмокнул в щеку. По его поведению я могла сказать – он влюбился, впрочем, как и я.

Догадка относительно чувств Ло одновременно и польстила мне, и окончательно лишила меня покоя, насторожив.

Ллойд же продолжал объяснять свое ликование головокружительно быстрой поправкой и готов был демонстрировать это без устали. Как бы то ни было, я неописуемо радовалась за него.

* * *

После необходимых сборов, связанных с отъездом, и изматывающих пробок мы наконец-то приехали в аэропорт Мехико Сити.

Мне казалось, я отсюда и не уезжала. Я по-прежнему шла вместе с Ллойдом, но теперь рядом с ним и со своим чемоданом на колесиках. Ло катил за собой свою поклажу и нес часть привезенного снаряжения. Джэй отправил нас к стойке регистрации, а сам намеревался вернуть арендованную машину.

Мы проходили мимо суматошной толпы и невольно погружались в будничную суету. Я поймала себя на мысли, что всем, кто находится в аэропорту, невдомек, что с нами творилось совсем недавно. Им не было до нас дела. Они привычно занимались ранее запланированными делами и придерживались строгого расписания дня. Им, наверное, тоже казалось, что уже ничто не способно остановить их и всерьез нарушить планы. Трое суток назад я думала так же. Но за это время со мной произошло многое, чего я не планировала, и самое главное – я неудержимо влюбилась.

Несмотря на очень позднее время в Англии, мне захотелось хотя бы немного поделиться этим с родителями и признаться в этом лучшей подруге. Мы с ней познакомились в церкви и дружим вот уже семь лет.

– Ло, я хочу позвонить домой.

– Не поверишь, – сказал он, пребывая на том же подъеме, с каким мы нашли его в «El hospital», – я делаю то же самое. Ищу, откуда можно позвонить на родину.

Мы приобрели телефонные карты и заняли свободные таксофоны по разные стороны.

Разговор с мамой о моих чувствах, конечно, не состоялся. Мы говорили, мило общались, и ее интересовало другое – чтобы все оказалось в порядке. В свою очередь я старалась убедить маму в том, что мне ничто не угрожает. Как и многие сердобольные хорошие мамы, она не готова была услышать всей правды – это огорчило бы ее, а меня бы расстроило.

Когда мы попрощались, мне уже не терпелось набрать номер подруги. К моей радости, собственно, и ее тоже, она оказалась дома. Не упоминая о манускрипте, я поведала ей как можно короче о злоключениях. Из-за моего желания рассказать все и сразу, буквально одним предложением, она засыпала меня вопросами. После того как я пообещала ей обо всем подробно рассказать по приезде, я объявила главное. Новость привела ее в восторг! Во всех подробностях я описала ей свои чувства к нему. На ее вопрос «знает ли он об этом?» я ответила, что не позволяю себе ничего лишнего в силу строгого воспитания в смирении к Господу. С еще более приподнятым настроением, чем в начале разговора, мы попрощались, обоюдно отправили поцелуи, и с настроением, подскочившим до небес, я положила трубку.