Лукасу сразу же захотелось расспросить о необычной тщательности, с которой были одеты куклы. Но вместо этого пришлось задать вопрос, более близкий к причине его визита.

— Зачем вам эти коробки? — Он указал на четыре коробки из-под ксероксов с широко распахнутыми крышками, стоящие в центре комнаты.

— Я собиралась уезжать.

— Куда?

— Пока не знаю. Лишь бы подальше от Нью-Йорка.

— И от «Кей-Кор»?

— Да.

— Из-за воскресного выпуска новостей? Из-за того, что вы тогда сказали? И о чем не стали говорить?

— А вам известно, что я тогда сказала? — Согласно сообщениям в прессе — а Гален теперь не пропускала ни одного, — Лукас Хантер был человеком, одержимым одной-единственной целью — преследованием своего врага. Все остальное переставало для него существовать. Но в эту минуту можно было подумать, что его интересует только она, Гален.

— Да. Я знаю, что вы сказали. И считаю ваше выступление сенсацией.

— Спасибо. Мне это тогда показалось… правильным. — И она умолкла, отдаваясь ласке его колдовского взгляда. Какое чудесное, удивительное ощущение! Невероятно!

— Но популярности это вам не принесло, — продолжил Лукас, чувствуя в груди очередную вспышку ярости. Ему следовало предвидеть, во что обойдутся Гален ее отвага и честность. И он наверняка сумел бы что-нибудь сделать, если бы позволил себе хоть на минуту отвлечься от своей охоты. Но он не привык останавливаться, когда идет по следу, и вот… — Вас уволили?

Тонкие руки балерины снова взлетели к огненным прядям.

— Я… уволила себя сама.

— Почему?

— Потому что с самого начала было ясно: из таких, как я, не получаются хорошие ведущие.

И она так спокойно говорит о провале карьеры, о которой мог бы только мечтать любой журналист!

— По причине?

— Я не обладаю достаточным запасом эмоций.

Как безжизненно звучит ее голос. Откровенное признание, пронзившее болью ее душу. Так же как и его.

— Это что за чертовщина?

— Я не в состоянии эмоционально перестраиваться, чтобы непринужденно переходить от одной темы к другой.

… — То есть у вас возникают трудности с улыбкой от уха до уха, когда кончаете рассказывать о том, что в пожаре погибло пять человек, и переходите к сообщению о домохозяйке из Бруклина, выигравшей приз в лотерее?

— Трудности — не то слово!

— Знаете, Гален, по-моему, у вас слишком большой запас эмоций.

— Ну, не знаю… Хотя все равно спасибо. Вот только… Марианну никто не смог бы обвинить в неэмоциональности. Или Адама. Или любого из тех сотен комментаторов, что вполне успешно выступают по телевизору каждый день.

— Я ничего такого и не хотел сказать. Особенно про Марианну. Я говорил исключительно о вас. Ни одному из репортеров в Нью-Йорке не удалось бы получить от меня такого интервью, которое я дал вам. Да что там, в Нью-Йорке — в мире! — Внезапная краска залила ее щеки.

И Лукас поспешил вернуться к насущным проблемам. — С какого дня вы себя уволили?

— С сегодняшнего.

— Кому это известно?

— Только Джону Маклейну, хозяину «Кей-Кор». — Гален ничего не могла поделать со своими мыслями, крутившимися вокруг других его фраз. Как по-доброму он произнес «Особенно про Марианну»… — Вы, наверное, знакомы с Джоном? И знали Марианну?

— Мы с Марианной и Фрэн знаем друг друга с самого детства.

— Вы выросли в Англии?

— Нет. В Нью-Йорке. В месте под названием Чатсуорт. Это в Вестчестерском округе, примерно в часе езды отсюда. Я жил там до девяти лет.

— Марианна и Фрэн тоже жили там?

— Да.

А для Лукаса там по-прежнему жили боль… ужас первой потери… и гибель детских надежд.

От Гален не укрылась мрачная тень, промелькнувшая в самой глубине его взгляда. Словно на миг приоткрылась дверь в холодную, черную бездну, полную отчаяния и боли.

Но мрак тут же пропал, улетучился. Усилием воли Лукас заставил его исчезнуть без следа и вернулся к их разговору про Джона Маклейна.

— Я познакомился с Джоном несколько лет назад. Несколько лет назад. Насколько Гален было известно, Джон прожил с Марианной примерно лет десять. Значит, несмотря на дружбу — или из-за нежелания оживлять застарелую боль? — Лукаса Хантера не пригласили на свадьбу подруги его детства.

— А что сказал Джон, когда узнал о вашем желании уйти? Гален поколебалась, прежде чем ответить. И заговорила сбивчиво, тщательно подбирая слова:

— Дело не в том, что он сказал, а скорее в том, как он выглядел. По идее ему следовало почувствовать облегчение. Но все получилось совсем наоборот. Он даже отказался оформлять мое увольнение до понедельника.

— То есть у вас еще осталось время передумать.

— Да.

Лукас невольно покосился на коробки, заполненные почти до самого верха. Судя по всему, Гален ничто не могло заставить передумать. Да она и не хотела этого. Единственным ее желанием было как можно скорее вырваться из удушливых объятий Большого Яблока.

— Возможно, — заметил он, — вам действительно придется переехать, как вы и собирались.

— Что значит — придется?

— Поймите меня правильно, Гален. Я нуждаюсь в вашей помощи. Она для меня крайне желательна. Хотя может принести вам ряд неприятностей и неудобств. — Из-за того, что он не в силах заткнуть убийце рот, Лукас знал, что сумеет обеспечить безопасность Гален. С ее головы не упадет ни один волос. Но ей придется слушать все, что взбредет в голову неведомому маньяку. — Беседы с таким типом — не самое лучшее занятие на свете.

Он не просто нуждался в ее помощи! Он ее хотел! И как бы ни глупо это выглядело, ее одинокое, истерзанное сердце готово было сказать больше. Он нуждается в ней самой, в Гален! Он хочет ее!

— Я остаюсь, лейтенант. В Нью-Йорке. И на телевидении.

— Хорошо, — мягко улыбнулся он, повторяя про себя: «О'кей». Гален останется с ним в Манхэттене, и вдвоем они поставят этого типа на колени, и… и Лукас пока не решался загадывать дальше. Его взгляд задержался на тесно заселенном диване под ярким покрывалом. — Значит, вы останетесь, и ваши куклы тоже.

— Вообще-то Барби и не должны были уезжать.

— Еще один — последний! — дар на счастье шестой городской больнице?

— Я предупредила Кейси, что буду там, в воскресенье в два часа.

— Не думаю, что с этим возникнут проблемы. — Что бы там ни задумал убийца, Лукас не позволит какому-то маньяку помешать Гален сделать еще один щедрый подарок больным детям. Все куклы — все яркое смешение красок, предназначенное будить радость, — будут доставлены на место точно в срок. — Я и не представлял себе, что Барби могут носить такие разные наряды. Просто удивительно.