— А щижцам можно доверять? — продолжал я вытягивать сведенья. — Под предлогом малолетства город у внучатого племянника не отнимут?

Василий не стал отвечать сходу и задумчиво потер лоб кольчужной перчаткой.

— Оно, конечно, Городец это вотчина, но дядья сами без городов сидят, а княжеству присмотр нужен, — неохотно признал он мою правоту. Да уж, пока здесь ничего не было, кроме отдельных поселков, сюда силой никого не затащили бы править. А теперь, с развитой инфраструктурой и налаженным управлением, местность стала лакомым куском.

Дружинники растерянно переглянулись, не радуясь перспективе смены власти. Менять князя им решительно не хотелось, и это понятно. Для маленького княжича они свои, родные. Почитай, с пеленок его воспитывали, как сына полка. Ярик вырастет, и во всем их слушаться станет, может, даже землями наградит и боярами сделает. А для нового владыки они чужаки, да еще их могут перевести в дальний гарнизон. Но ведь у всех здесь поблизости родственники живут — родители, дети или невеста, если конечно, они успели спрятаться от нашествия в глухих дебрях.

Сбившись в кружок, гридни начали спорить о путях выхода из кризиса. Егорка тоже активно участвовал в маленьком вече, видимо, считая, что первое боевое задание сделало его равноправным взрослым дружинником. Лишь двое дозорных, впрочем, самых молодых из отряда, не могли покинуть пост для участия в референдуме, да мы с Фролом стояли в сторонке. Понимая, как рязанец мучается неведением о судьбе своей земли, я вкратце пересказал ему о подвигах Евпатия Коловрата и о событиях минувшей зимы, не делясь источником информации. Капеца слушал, окаменев лицом, не проронив ни слова, и даже не задаваясь вопросом, откуда мне все это известно.

Пока я рассказывал, дискуссия разгоралась все сильнее, мне даже жутко стало. Тут одиннадцать человек, и все говорят одновременно, что же тогда бывает на настоящем вече? Впрочем, яростные дебаты шли вполголоса, о войне и необходимых мерах безопасности никто не забывал, и окончились так же неожиданно, как и начались. Кружок распался и, потолкав друг друга локтями, ратники выпихнули вперед самого старшего по возрасту — Лютовида. Последний, вопреки грозному имени, походил скорее на сельского священника, какими их обычно представляют: длинные волосы, слегка тронутые проседью, широкая серебристая борода, благообразное одухотворенное лицо и даже явно проступавшая округлость на уровне пояса, которую нельзя получить только за счет мышц пресса. Лютик, как его называли товарищи, повертел в руках видавший виды шлем, бывший когда-то гладким, а теперь состоявший исключительно из вмятин и царапин, смущенно почесал лоб и, наконец, решительно высказал общую мысль.

— Не надо Ярослава Ростиславича ни к кому везти. Соберем гридней, соберем наших жен по селам, если они выжили. А когда поганые уйдут, будем дань собирать и Городец отстроим, кстати, с той стороны уже дым идет.

Соберем-соберем, плохо у него с выразительностью и ясностью речи. Ладно, идея ничем не хуже других, и я, в общем-то, согласен. Но только кто будет руководить процессом, вот в чем вопрос. Десятник это хорошо, но для управления аж целым княжеством его недостаточно. В домонгольскую эпоху постоянная дружина все время жила при князе, и лишь самых знатных из них, родовитых или выслужившихся, наделяли землей. Имеется в виду, понятно, не приусадебный участок, а села, с которых можно кормиться, собирая дань. Вот на такого владетельного боярина, обладающего весом и авторитетом среди вятших жителей, а так же имеющего преданных лично ему людей, и нужно опираться юному князю. Такому человеку охотно подчинятся воины с ополченцами и он сможет отвадить загребущие ручонки родственников, алчущих чужой земли.

— А скажите-ка, молодцы, — снова обратился я к витязям, — бояре какие-нибудь у князя имеются?

— Микула вел нашу сотню, — грустно вздохнул Лютик, — но он на льду остался. И Радобыл тоже в сече погиб.

— У Микулы детей нет, — вдруг подал голос ребенок, про которого я уже и думать забыл. — Его село Ухошино тебе, Гаврила, в отчину отдаю.

Вот это сюрприз. Стоял «первоклассник» тихонько в сторонке, кормил хлебцем мою лошадку, а сам, оказывается, все слушал и вникал. Да уж. Каким он станет, когда вырастет?

— Благодарствую князь, — говоря это, я заметил, что уже уткнулся носом себе в сапоги. Так вбили в нас привычку кланяться в пояс, чуть скажи князь ласковое слово. Ладно, хоть не в галантную Францию семнадцатого века отправили — там бы замучился целый танец со шляпой отплясывать, только чтобы кого-нибудь поприветствовать.

Но черт с ними, с поклонами, мне вот только проблемы с селом не хватало. Так, подумаем. В первую очередь надо с Микулиной вдовой разобраться. Оставлю ей усадьбу, не облагаемую налогом, и двух девок в услужении. С этим понятно, а вот как быть с казной почившего боярина? Мне же теперь на свои средства воинов кормить, лошадкам овес или рожь закупать, доспехи чинить. Мошна имеется, но небольшая — одна гривна на шее, штук семь весовых гривен в кошеле, еще полкило серебра монетами и чуток золота. Вроде много, но надо учесть дефицит товаров после нашествия и, как следствие, немыслимую инфляцию. Нужны средства, а где их взять, если налоговый период в вотчине уже закончился? Урожай собрали осенью и господскую долю тут же изъяли. Меха, добываемые зимой, тоже наверняка успели продать. Интересно, имею ли я право на дань, собранную в этом году предыдущим владельцам? Что тут местное законодательство говорит о наследстве на движимое имущество? А если он церковную десятину не успел выплатить, то как с ней быть, учитывая, что в этой епархии скоро ни одной церкви не останется? И сколько у Микулы крестьян, и какие у них юридические отношения — в смысле, гридни или холопы?

Так, это что, я уже мысленно примеряю себя на роль пусть и не рабовладельца, но настоящего феодала? Лучше озаботимся текущим моментом и перейдем к наболевшим вопросам. Это только невежественные рядовые могут думать, что могущественная коалиция, состоящая из их десятка и новоиспеченного боярина в моем лице, сможет своротить горы и прогнать захватчиков. И все же на всякий случай оставлю себе зарубку в памяти: ежели действительно получу имение, то нужно ввести там современный севооборот. И еще, завезти из Мурома или Новгорода семена огурцов.

* * *

Но пока агропромышленная революция в масштабах княжества подождет. Ростислав вроде упоминал, что половину ратных отправил Михаилу Всеволодовичу. Войско это нам никто не вернет, но хотя бы одного человека можно отозвать обратно. Вот и прекрасно, спрошу у Плещея, кто в Чернигов городецкую дружину повел.

Десятник в ответ на вопрос как-то странно поморщился и будто выплюнул слова:

— Боярин наш старейший — Тит Цвень.

Ох, и фамилии тут у них. Даже на десятом выходе не могу привыкнуть.

— Этот ваш Цвень человек надежный?

Судя по тому, как скривились дружинники и презрительно фыркнул мальчишка, Тит был просто кладезью недостатков, о чем мне тут же и поведали с подробностями. В общем, стандартный набор — туп, жаден, самонадеян, ленив. Одним словом, ничего необычного. Но вот то, что он еще и трусоват, для средневековья было чем-то противоестественным. Даже князья должны водить войска в бой самолично, лишь перед битвой позволяя себе посиживать на холме, дабы обозреть окрестности. Порой даже великие князья участвовали в битве стоя в рядах пешего войска, чтобы воодушевить ополченцев. Например, именно так погиб киевский князь Изяслав в бою с Гориславичем. Так что заслуги предков вышеупомянутого боярина и большие владения это конечно плюс, но трусость все перевешивает. Видимо, поэтому и сплавил Ростислав своего нарочитого боярина с глаз долой без малейшего сожаления, а тот и рад насладиться удовольствиями большого столичного города. Тут я князя понимаю. Совершенно правильно, что лучших людей он при себе удержал, а сюзерену отослал тех, что поплоше. Ярику этот Тит тоже никаким боком не нужен. Даже Егорку или Нюшу на его место поставь, и то больше толку выйдет.