– Я понял, мэм, – прошептал юноша и с поклоном поцеловал протянутую морщинистую руку.

– Я тебя прощаю – благодаря минувшей ночи. Ты был великолепен. Ступай к своему вонючему, грязному Гангу, да сгниют в нем кости всех индийских брахманов, как и всех священных коров!

Когда юноша ушел, Флора натянула на себя покрывало, дабы проспать до полудня. Позже другой слуга, не исполнявший обязанности любовника, подаст ей несравненный индийский чай масала с хрустящими коричневыми треугольничками – лепешками-парота и ароматной зардой[34].

Арун понимал, что не сумеет скрыть последствий употребления опиума, не успеет смыть с себя запах Флоры, так же как избавиться от неуверенности, стыда и раскаяния, и все-таки поспешил на берег в надежде встретить Ратну и Сону.

Увидев, как девушки поднимаются навстречу по каменной лестнице, он сложил ладони в приветственном жесте.

– Намасте!

Они остановились. Сзади струился Ганг, воды которого казались покрытыми миллионами сверкающих чешуек. Солнце изливало потоки ярких лучей, и в их сиянии растерзанный вид юноши был особенно заметен.

– Намасте. Но мы уже уходим.

– Я опоздал, – потерянно произнес он и добавил: – Возможно, вы уделите мне хотя бы несколько минут?

Ратна молчала, понимая, что Арун хочет поговорить не с ней, а с Соной.

– Чего вы от нас хотите? – спросила та. Он и сам не знал, как у него вырвалось:

– Мне нужна ваша помощь!

Сона слегка отстранилась.

– Помощь? Разве я могу вам помочь?

– Можете! – выдавил он и неожиданно пошатнулся: от спешки и еще не выветрившихся опиумных паров у него закружилась голова.

– Давайте присядем, – предложила Сона.

Арун кивнул. У него был тупой, помертвевший взгляд, запекшиеся губы и темные круги под глазами.

– Я вернусь в приют, – заметила Ратна. – Отвлеку Суниту.

И, не оглядываясь, пошла наверх.

– Вы брахманка, – сказал Арун Соне, когда они спустились к воде и сели на ступени, – вы выше всех, и вам не должно быть дела до других каст… И все-таки я хотел бы…

– Это не так, – мягко перебила Сона. – Мои родные всегда говорили, что главное в жизни – это понимание. Я выслушаю вас, даже если вы признаетесь, что принадлежите к неприкасаемым.

– Нет, мои родители – вайшья, правда, деревенские, а не городские. У меня много братьев и сестер, и мы всегда очень бедно жили. Потому, когда мне исполнилось тринадцать, я отправился в Варанаси на поиски лучшей доли.

Сона внимательно слушала, и Арун продолжал рассказывать, воскрешая в памяти восторг от вида священного города, сверкающего красками и вибрирующего звуками, и встречу с белой женщиной, неожиданно выглянувшей из богато убранного паланкина.

– Она была немолода, если не сказать, стара, и сперва я не подозревал ничего такого. Думал, просто поступаю в услужение. Госпожа Флора многому меня научила: хорошим манерам, английскому языку. Она всегда повторяла, что ей не нужен дикарь. Так продолжалось два года, и только потом я узнал, что меня просто купили, как покупают вещь, а главное – осознал, для чего она это сделала. Для любовных утех, как говорила сама госпожа Флора. Понимая, что едва ли она может быть для меня хотя бы чуточку привлекательной как женщина, она прибегла к помощи зелья. Поначалу я был в ужасе, а потом подумал: накурюсь опиума и все забуду. Зато мои родители наконец разогнут спину, а сестры получат приданое. Так и случилось и продолжалось довольно долго. А после я встретил вас и окончательно понял, насколько отвратительно то, что я делаю. Я продаю свою молодость и внешность, тогда как ваша красота навеки заперта в приюте для вдов!

К своему облегчению, Арун не увидел на лице Соны ни тени отвращения. Она не произнесла осуждающих слов, а только сказала:

– Но при чем тут я и моя судьба?

– Вы и есть та самая женщина, к которой отныне устремляются все мои помыслы и мечты.

Арун смотрел ей в глаза. Сона не шевельнулась, не отвела взгляда, и выражение ее лица не изменилось. Концы ее белого сари казались крыльями птицы, присевшей отдохнуть, грудь мерно поднималась и опускалась, и лишь на высокой шее тревожно билась тонкая жилка.

– Но вы не можете…

– Это происходит помимо моей воли. Ваше лицо, ваш взгляд преследуют меня повсюду. Вы дивно прекрасны даже в этом белом сари!

Сона пыталась взять себя в руки. Она не знала, что делать. Вскочить и убежать? Немедленно вернуться в приют, придумав по дороге, что сказать Суните? Девушка остро ощущала присутствие мужчины, которому она желанна. То была не старческая похоть ее мужа, или женщины, о которой поведал ее собеседник, а нечто сильное, страстное и чистое, как священный огонь!

Сона чувствовала, как ее душа невольно откликается на безмолвный призыв юноши, и это вызвало в ней величайшую растерянность и почти панический страх.

Она с трудом осознала, что единственное спасение заключается в том, чтобы не выйти из роли внимательной слушательницы, спокойной и мудрой советчицы.

– Почему вы решили рассказать о себе?

– Потому что минувшей ночью произошло нечто страшное. Вместо госпожи Флоры я представил вас и… Невозможно так пачкать свою любовь!

Он закрыл лицо руками и покачал головой. В эти минуты он мог показаться жалким, но Сона ощущала не презрение, а что-то совсем другое. К своему величайшему изумлению, ей хотелось прижать его голову к своей груди и погладить по густым волосам. Произнести слова понимания и утешения.

– Не терзайте себя. Уходите оттуда.

– Я бы так и сделал, но, чтобы избавиться от нее, мне надо покинуть Варанаси. Госпожа Флора – очень могущественная женщина, ей ничего не стоит отыскать меня. Она постоянно угрожает, что обвинит меня в краже, даже если я ничего у нее не возьму.

– Тогда вам надо поехать в другое место. Индия – большая страна, и в ней много городов.

– Я не могу вас покинуть. Если бы вы согласились бежать со мной, я был бы счастлив! Хотя после того, что я вам рассказал, меня можно только презирать.

У Соны задрожали руки, и она поспешно спрятала их в складках сари.

– Я знаю, что ваше признание потребовало от вас большого мужества, и я ценю вашу искренность. Далеко не каждый сумел бы так поступить. Дело не в вас, а во мне. Я не могу бежать вместе с вами, потому что я вдова и закончу свои дни в приюте.

– Так я вам… не безразличен?

Взгляд его потухших глаз неожиданно загорелся, и Сону будто пронзило насквозь. Пелена спала, и она вдруг увидела правду. Разом утратив самообладание, девушка поднялась и заговорила взволнованно и отчаянно: