И это правда. Ведь талант – от Бога, как можно быть умнее Бога?!

А мое прозвище «интеллектуальная актриса» – это от ролей, которые я играла.

Кто-то однажды даже обозвал «интеллектуальной овчаркой». И в этот же день… Еду я на Икшу со своими собаками и котом, вспомнила, что не купила им мясо, и остановилась у сельпо. Животные остались в машине. Жара. Пока я стояла в очереди, пока то-сё, выхожу и понимаю, что выехать не могу, – меня «запер» белый роскошный «мерседес» с открытым верхом. Я такие видела только в голливудских фильмах. Места было много, но он почему-то встал за мной. Я жду. Хозяев долго нет. Моя машина превращается в сауну. Животных не могу выпустить – боюсь, что разбегутся. Наконец выходят двое – типичный «качок» и накрашенная-перекрашенная девица. Я им говорю: «Я вас жду уже полчаса. Почему нельзя было встать слева или справа? Вы что, не видели мою машину?!» В течение моего монолога они молчат. Наконец девица уперла руки в бока, посмотрела на меня снисходительно и жалостливо и беззлобно сказала: «Овца!» И они уехали. Так вот – я оказывается и интеллектуальная овчарка и овца. Очень хорошо!

Я играла сильных, волевых женщин в ролях, где важен был не характер, а Тема, все остальное меня мало интересовало. Маменьки, бабушки, жены… – я никогда не играла быт, я его и не умею играть.

Мне неинтересно играть просто характер, мне интересна Тема.

…Я, может быть, излишне подробно говорю о профессии, потому что в ней мне все время хочется что-то разъяснить, отделить личность от результата, понять, как влияет личность на результат. Техника актерской профессии, я думаю, со временем мало меняется. Просто есть хорошие и плохие актеры. В конце двадцатых годов XIX века один из современников Гоголя, И.Г. Пащенко, написал про него: «Все мы думали, что Гоголь поступит на сцену, потому что у него был громадный сценический талант и все данные для игры на сцене: мимика, гримировка, переменный голос и полнейшее перерождение в роли, какую он играл».

Все эти качества необходимы и сегодняшнему актеру.

Правильное распределение ролей при конкретном режиссерском замысле – половина дела. У актера есть коридор его возможностей, и, если он назначен на роль, которую не может или не хочет играть, все стройное здание режиссерского замысла накренится и поползет по швам. А если актер даже с небольшими способностями играет свою роль, то для зрителя «хуже-лучше» будет незаметно.

Но я все-таки пишу о профессионалах.

Для меня большой вопрос – партнерство. С хорошими партнерами я играю хорошо, с плохими – из рук вон плохо. Например, в спектакле «Деревянные кони» на Таганке первая часть была построена полифонично, многослойно: на сцене – посиделки, в то же время шел несколько литературный рассказ о моей Милентьевне, а я сидела тут же, и этот рассказ переплетался с внутренними воспоминаниями и видениями самой Милентьевны. Когда актеры играли бытово, включали в свой рассказ сиюминутные оценочные реакции, междометия – все здание спектакля рушилось. Мне становилось очень неловко на сцене, стыдно: что это, мол, я сижу тут перед вами и непонятно кого изображаю, без грима, без слов… Если же все участники настраивались на «тему Милентьевны», прислушивались друг к другу, к залу и к себе – спектакль шел хорошо, и мне было очень легко играть. Ибо просто старуху сыграть, в общем-то, нетрудно. А старость, одиночество старости, способное созерцать, одиночество мудрое, достойное и чуть ироничное, – это уже тема. И эту тему без общей слаженности, настроя на одну волну, без партнеров не сыграть. Но многие актеры не умеют слушать. Заняты только своей правдой, своей жизнью роли. Вести сцену с такими партнерами мучительно. Их реплики летят, как пинг-понговые шарики на кривом столе, – невесть куда…

Когда в хорошем, сыгранном оркестре с прекрасным дирижером несколько инструментов – или даже один – фальшивят, хорошей музыки не будет, хотя нетребовательная, неподготовленная публика этого может и не услышать.

Что значит быть естественным?

– Что вам больше всего не нравится в людях?

– Не люблю все фальшивое, тупое, ложное. Хорошо только то, что естественно. Надо стараться быть естественным и в жизни, и – если ты актер – на сцене.

– Что же такое быть естественным?

– Естественность – это естественность. Кошка естественна всегда, что бы ты про нее ни говорила, – сказал мне мой муж, сценарист.

– А если кошке нужно изображать собаку, что в таком повороте будет естественно для нее и что для собаки?

– Нельзя изменять своей природе и назначению.

– Но то, что естественно для одного, другому покажется, наоборот, неестественным. Кстати, актеру, например, приходится ведь играть и собаку, и кошку. Есть общее правило для всех?

– Это мудрствование. Как в детстве: почему красное не зеленое, а белое не черное. В этом, кстати, проявляются твои максимализм и негибкость.

– Спасибо. Но если человек ни разу не видел зеленого цвета, то ему достаточно, не отрываясь, смотреть на красный предмет, чтобы через какое-то время почувствовать в себе ощущение, дотоле им неведомое; так пишут психологи. Так что же такое «неестественно»?

– Ну а что такое «плохо»? Неестественно, когда предмет не соответствует самому себе, – ответил мой умный муж.

Так что же такое быть естественным? Кажется, будь искренним – и будешь естественным. Но можно быть искренним и не быть естественным по отношению к происходящему. Это мы часто замечаем в жизни. А на сцене или в кино можно быть искренним и неестественным по отношению к своему образу. Я столкнулась с этим на съемках фильма «Отец Сергий» режиссера И. Таланкина. Мне предложили играть Прасковью Михайловну – Пашеньку, к которой Сергий приходит в конце и, увидев ее, полную забот о внуках, о пьющем зяте, о доме, увидев ее бедную, бесхитростную жизнь, понимает, что сам он жил неправильно, в гордыне, а жить надо просто, не для себя, а для людей – как Пашенька.

Я пришла уже в конце съемочного периода, когда отношения в группе устоялись, когда режиссер почти точно знает, чего он хочет, когда главные исполнители уже «крепко сидят в образах», а ты тыркаешься, маешься и пока не знаешь, что правильно и что нет. И только-только начинаешь нащупывать мелодию образа.

Первый съемочный день. Одна из первых реплик моей героини: «Степа? Отец Сергий? Да не может быть! Да как же вы так смирились?!» Я ее произносила, как мне казалось, абсолютно искренне: со слезами, с растерянностью, с жалостью к отцу