— Мы уже ищем, матушка, — ответила префект, — я отдала приказ перед тем как явиться.

— Когда найдёте, хочу, чтобы его допрашивали на дыбе, а потом затравили ашгурами[11]. Они наедятся на месяц вперёд.

— Всё будет исполнено, матушка.

— Они его не найдут, — равнодушно сказал Ицк.

— Почему ты так думаешь?

Снулый взгляд сосредоточился на прекрасном лице Самшит.

— Эц прожил в Анх-Амаратхе всю свою жизнь, без малого шестьдесят пять лет. Он знает каждый закоулок крепости лучше, чем любая из жриц и даже больше. Внутри Оранжевых скал есть разветвлённая сеть старых штолен и штреков, заброшенные и запечатанные выработки эмберита. Некоторые из них соединены с потайными ходами, ведущими внутрь Анх-Амаратха. Я уверен, он посвятил годы исследованию подземелий и потайных ходов, отчего его способность появляться и исчезать где угодно стала притчей во языцех. Наверняка Эц спустился туда и спрятался во время мятежа. Весьма вероятно, у него есть одно или несколько подготовленных убежищ, из которых можно выбраться и в город, и за его пределы.

— Ты что-либо знаешь об этом, Нтанда?

— Мне известно о двух потайных ходах из крепости, матушка, — ответила префект. — И мои люди уже обыскивают их.

— А мне о четырёх, — равнодушно сказал Ицк, чем очень сильно досадил последней. — Кто знает, сколько нашёл Эц за свою жизнь?

Верховная мать сжала кулаки и полыхнула очами. Она была прекрасна и страшна в гневе.

— Ты покажешь Огненным Змейкам все ходы, о которых тебе известно, Ицк. Немедленно. После этого ты отправишься в темницу за содействие в воровстве.

— Хорошо. Но не стоит ли мне прежде чем отправляться в темницу, всё же вернуть храму его деньги?

Самшит, уже обратившаяся к другим мыслям, с трудом вернулась обратно.

— Что ты хочешь сказать?

Евнух равнодушно смотрел ей в глаза.

— Деньги, которые Эц украл, — он ведь не в мешки их рассовал и не зарыл. Анх-Амаратх поддерживает связь со множеством банков и торговых домов по всему побережью Палташского и Хамидонского морей, матушка, в том числе и с Золотым Троном. Деньги лежат на множестве счетов, они работают. Покуда Эц не смог связаться со своими поверенными в других городах побережья, я всё ещё могу распоряжаться счетами по доверенности.

— Не может быть, чтобы он доверил тебе свою мошну, — надела образ недоверия Самшит.

— А вы стали бы прятать деньги от сундука, в котором вы их храните, матушка? — пожал плечами Ицк. — Для него я был вещью. Вещь не обворует хозяина и избавиться от неё нетрудно.

— И как же он оставил позади такую ценную «вещь»?

— Он не оставил, матушка. Когда Эц уже почти сбежал, прихватив важные бумаги, один из его доверенных пришёл ко мне с кинжалом. Я зарезал его и оттащил в его же собственную келью, пока жрицы пели гимн Возрождения. Потом я спрятался и вышел лишь когда понял, что Огненные Змейки ищут Эца.

Самшит вопросительно воззрилась на префекта.

— Мы нашли тело евнуха Орца в его келье, матушка, — подтвердила Нтанда.

— Понятно. И чего же ты хочешь, за то, что вернёшь храму его, храма, имущество, Ицк? Ты ведь чего-то хочешь?

— Хочу, матушка.

— Я могу отправить тебя в пыточную камеру немедленно, — спокойно, подражая манере самого евнуха, проронила Верховная мать, — и там ты изложишь все свои желания Змейкам. Помногу раз. А потом ещё один, последний раз, расскажешь их ашгурам.

— У меня всего одно желание, матушка. Я хочу быть казначеем.

— Экий наглый недомуж, — тёмные глаза Нтанды сощурились. — Одно слово, матушка…

— Чтобы никто больше не мог приказать мне путать цифры. Чтобы я отчитывался только перед вами.

Больше всего в тот миг Верховная мать хотела бы остаться одна. Больше, чем отдохнуть после тяжёлого путешествия и содеянного переворота Самшит хотела остаться в одиночестве чтобы предаться своей скорби один единственный раз. Целиком. Но жизнь служительницы Элрога не принадлежала ей тем больше, чем выше она поднималась в сане и теперь Самшит не могла позволить себе ни единой слабости, ни единого эгоистичного поступка. Элрог требовал, чтобы важные деяния были содеяны немедленно.

— Я подумаю.

— Мне этого достаточно, матушка, — согласился евнух без тени выражения на гладком лице.

Верховная мать поднялась с биселлиума и сделала несколько шагов, стараясь не запнуться о полы одеяния, — золотистый, алый бархат, и оранжевая парча, тяжёлые и жаркие ткани. Она не потела в сердце молитвенной залы, объятая огнём, но эта одежда вытапливала из неё воду, грозя обратить мумией.

— Сколько Огненных Змеек служит при храме?

— Если считать учениц, которые ни разу не были в настоящей битве, то почти четыре сотни, матушка.

— Больше, чем я думала. Хорошо. Покуда я ещё не подобрала себе помощника из евнухов, придётся тебе самой отправить сатрапу наше высочайшее повеление: ни один корабль, ни одна лодчонка не покинет порт без ведома храма; на всех воротах должен вестись досмотр. Этот скользкий кусок сала опасен, он знает слишком много наших тайн и, если сможет сбежать, Анх-Амаратх никогда больше не будет в безопасности. За всем должны надзирать Змейки, потому что страже доверия нет. Ещё когда я была ученицей все лейтенанты городского ополчения ели с руки Эца, так что они скорее помогут ему, чем добросовестно исполнят мою волю. Не говоря уже о том, каким количеством связей он оброс среди знати.

— Я всё поняла, матушка.

— Также хочу, чтобы завтра народ собрался перед Нижним храмом на службу, которую сама же и проведу.

— Я укажу и это, матушка.

— И пусть власти приглядывают за лекарями, — встрял Ицк. — Когда мой бывший покровитель готовился к побегу, он едва не помирал от ожогов на голове, спине, руках. Ему очень понадобится лекарь.

Отпустив этих двух, Самшит смогла ненадолго перевести дух.

Покои Верховной матери были ей знакомы, они пахли предшественницей, хранили память в её вещах. Годы назад маленькая Самшит, новообращённая послушница проводила здесь многие дни и даже ночи, ей было так одиноко и страшно, что лишь тепло Инглейв помогало ребёнку выжить и расцвести. Шрамы, оставленные ужасами рабства, были свежи тогда и девочке нужна была мать, а Инглейв нужна была дочь взамен той, которую у неё забрали.

Молодая Верховная мать с тоской брала в руки поделки из древесины и кости, на которые была горазда Инглейв; мелкие безделушки, которые сама дарила наставнице на память, крохотные коробочки с благовонными мазями, бутылочки с маслами… Сама не заметив, как это произошло, Самшит обнаружила себя перед громадным распахнутым гардеробом с одеждами, которые пахли Инглейв. Укутавшись в них как в кокон, она проплакала всю ночь.