случае, несмотря на военное поражение, часто могла возникать более развитая форма. Гораций однажды сказал, что Греция покорила победителей (римлян)! Здесь Энгельс был полностью введён в заблуждение демократией. Он считал, что рабочие придут к власти в результате выборов. Война помешала этому достославному событию. Именно так он считал, поскольку то же самое можно найти в статье, опубликованной в 1892-м, озаглавленной «Социализм в Германии», в которой он призывал к защите немецкой нации и о военной необходимости принять слова Марсельезы от иностранных союзников и заявлял следующее:

" Мир обеспечит победу Социал-демократической партии Германии приблизительно лет через десять".92

В конечном итоге, чтобы понять эту ошибочную позицию, надо вспомнить, что Энгельс в 1891-м считал, что рабочее движение должно было завершить немецкую революцию.

"И наша задача состоит не в том, чтобы революцию сверху, произве-

денную в 1866 и 1870 гг., поворачивать вспять, а в том, чтобы внести в нее необходимые дополнения и улучшения движением снизу".93

Ленин со своей стороны отлично понимал эту непоследовательность в данном вопросе и не попал в ловушку национальной войны, прогрессивной войны (за Запад в то время). Эта непоследовательность была тем более замечательной, что ему пришлось противостоять директивам самого мастера Энгельса, который даже предлагал (в другом письме от 13.10.1891 г.) поддержать правительство в войне!

Так капитал, начавший достигать своих географических пределов в рубеже веков, должен был перейти к стадии интенсивного развития (которое некоторые осознали позже как внутреннюю колонизацию) и, делая это, противостояли огромному региону, в котором люди сохраняли свои общинные структуры. Благодаря этому революционеры не рассматривали мировую революцию уже исключительно в классовом смысле, и уже не считали капиталистическую стадию обязательной для достижения коммунизма.

Трудность в революционной борьбе состоит как раз в том, чтобы понимать критические моменты разрыва и обладать способностью возобновлять теоретическую деятельность, для того чтобы представить революционный феномен с самого начала разрыва, который проявляется лишь годы спустя с характеристиками, определяемыми как раз этим разрывом, который стало возможно распознать. Только в моменты борьбы можно применять самое радикальное решение, потому что всегда можно пойти на самый большой разрыв. Вот почему революционные годы богаты событиями и идеями, но после происходит лишь ужасное повторение прошлого, вплоть до нового разрыва.

Это тем более трудно потому, что задачей правящего класса является завуалировать разрывы и заставить поверить, что всё как было раньше, что надо продолжать в той же последовательности которой заправляет этот класс. Французские социалисты думали, что должны были продолжать французскую революцию и не видели разрыва, который представляло собой их собственное движение. Марксисты в конце прошлого века были озабочены продолжительностью процессов капитала, веря, что работают на формирование нового общества, потому что не ставили под вопрос принцип роста производительных сил.

Подъём капитала, как говорил Маркс, распахнул дверь, мешавшую развитию производительных сил, освобождая человека от старых социальных предпосылок и технического развития в их неразрывной связи. Капитал положил конец преклонению перед природой, тенденции рассматривать всё живое как экзистенциальное табу, т.е. как нечто неизменное. Тем не менее, человек уже не воспринимал себя под знаком неизменности, в качестве неизменного элемента природы, основы, с которой человек мог признать себя как автономного создателя:

"По сравнению с этой точкой зрения было большим шагом вперед, когда мануфактурная или коммерческая система перенесла источник богатства из предмета в субъективную деятельность, в коммерческий и мануфактурный труд…".94

Это нашло себе философское признание в философии Канта, поставившей под вопрос старый образ мысли:

"До сих пор считалось, что всё наше знание должно соответствовать объектам…" но "…объекты должны соответствовать нашему знанию".95

Изменение метода состоит в том, что субъект теперь ставится в центр всего.

Настоящий разрыв человека с природой (ср. аббат Брейль, сказавший, что крестьянская цивилизация была уничтожена в наше время, что цикл, началом которого был неолит, закончился) пришёл вместе с КСП. В этом заключается точка отсчёта для развития, чьей целью может стать сам человек в бесконечном процессе (истинный и не-неопределённый). Именно этому аспекту Маркс отдаёт должное в Grundrisse в первую очередь. Иными словами, человек может отрицать все догмы, все социальные и естественные ограничения, с того момента, как он полностью освобождается от старой общности, или её модифицированных форм. Но решение было найдено, было всё ещё необходимо обрести контроль над новыми силами, которые становились автономными. Буржуазия, капиталисты, полностью переходили на сторону этого развития96 и принимали преобразование человека машинами (через которое проходил не просто человек, но пролетарий) и формирование новых догм: прогресса, развития производительных сил, роста, культа нового божества науки.

Более того, с того времени, когда подъём производительных сил становится признанным фактом в каком-либо месте для какой-либо части человечества, другие народы, остающиеся при своих общинных формах (особенно если они смогли позволить освободиться индивидуальности, как в случае славянской общины) могут использовать его и так избежать кровавого хода истории Западного общества. Такова была основная тема для русского народничества, придававшая грандиозный характер дебатам, которые различные народнические движения вели между собой, а также с марксистами и анархистами.

Развитие производительных сил, базиса, отправной точки для утверждения общечеловеческой коммуны, освобождённой от естественных и социальных ограничений, превратилось в захватническую силу в конце прошлого века, который деградировал человека в гораздо большей степени, чем кто-либо переживал при предыдущих способах производства: это был момент автономизации капитала. То есть, подчинив отрицающий класс, пролетариат, он установил господство над самим правящим классом, который правит лишь в качестве посредника. Отсюда освободительные возможности исчезают, и остаётся лишь угнетающая реальность. Но весь социальный организм продолжал воспринимать вещи по старому, что стало причиной священного союза в 1914-м.

Опять же, ясно, что дело здесь не в осознании разрыва, восприятия новых разрывов, которые кажутся странными, но в том, что нужно реорганизовать всю теоретическую деятельность. Трудность этого задания видна в самом Марксе. У него были все элементы для понимания реального господства капитала над обществом, способа его установления, теоретические факты для понимания социальных сил, в их специфичности, помимо капитала, и необязательность прохождения через КСП. Но те работы, в которых можно найти это понимание, не были опубликованы при его жизни. Сомнения ясно видны в его ответе Засулич, который очень краток, в то время как черновики длинны и, помимо всего прочего, содержат реальные элементы ответов, которых нет в самих письмах.

Речь идёт не о том, чтобы переписать Маркса a posteriori для современного использования, но его понимания во всей сложности, и, конечно же, в продолжении борьбы.