Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Впрочем, в студенческом союзе были и отделы, которые действительно что-то делали, а не только говорили. Развлечения казались идеальным местом, куда можно было отправиться. Руководитель отдела развлечений избирался студентами, как и его заместитель, и, по сути, он был организатором финансируемых студенческим союзом концертов.
В колледже королевы Мэри был (и до сих пор есть) необыкновенное место – Большой зал. Построенный в 1930-х годах как Народный дворец, он имел одну из самых больших авансцен в Лондоне. В настоящее время он модифицирован для выполнения более широкого спектра функций, но в 1977 году он все еще был театром с сидячими балконами и большим зрительным залом, из которого на время концертов убирали кресла.
Я начинал как волонтер, расставляя оборудование и занимаясь погрузкой и разгрузкой для различных групп. Я собирал декорации для Hawkwind, выступавших с альбомом «Atomhenge», и выпивал в нашем местном пабе с их барабанщиком, который сегодня является одним из ведущих британских руководителей в области утилизации отходов. На том же шоу выступали реформированные Pirates, за исключением, конечно, самого Джонни Кидда, который погиб в автокатастрофе несколькими годами ранее. Гитариста, к настоящему времени, к сожалению, тоже покойного, звали Мик Грин, и его игру обязательно стоит послушать каждому, кто занимается гитарой.
На сцене Народного дворца появлялись очень разные артисты: Manfred Mann's Earth Band, Иэн Дьюри и его группа The Blockheads, Lone Star, Racing Cars и Supertramp. Радиостанция ВВС использовала записи этих выступлений для серии передач Sight and Sound in Concert, и все шоу были открыты для публики. Я занимался всем понемногу, работая то на переднем крае сцены, то за кулисами, обеспечивая безопасность и, конечно же, выполняя множество разгрузочно-погрузочных работ.
От аншлаговой психоделии Hawkwind до запаха старых грязных кухонных плит и заплесневелого ковра, все это было проверкой в реальных условиях, но в нашей маленькой «консервно-баночной» Speed был создан репертуар, представлявший собой интересную, но очень странную смесь. Если бы мы были садом звука, то это был бы уродливый торнадо из мертвых листьев и прутьев, с редкими нарциссами, проглядывающими сквозь фугу ураганной силы.
Два сочиненных мною самостоятельно очень примитивных гитарных риффа назывались «ФБР» и «Снупи». У меня была большая мягкая игрушка в виде мультяшного персонажа, созданного Чарльзом Шульцем. Издевательства над Снупи были характерной чертой наших выступлений. Хотел бы я рассказать вам, почему.
Наш первый концерт состоялся в клубе под названием «Зеленый человек» в Пламстеде, где мы играли для небольшого количества людей. Снупи был выпотрошен, и мы играли очень быстро, в основном лажая.
Там часто случались бури, и раз в месяц промоутер выделял нам место для жилья.
Чтобы ездить на концерты и обратно, мы украли – то есть, я хотел сказать, позаимствовали – микроавтобус колледжа. Там были сиденья и окна – сиденья мы убирали, автобус был загружен по самую макушку, а затем он быстро выезжал из ворот прежде, чем кто-нибудь успевал заметить, что окна полны оборудования от фирм Fender и Marshall, а рядом сидит большая набивная белая собака с черным носом.
После того, как все оборудование было загружено, там не оставалось места для людей, так что нам самим приходилось ехать к месту концерта на поезде. После концерта мы возвращались и ставили сиденья обратно еще до рассвета.
Мой первый год в университете был совсем неплохим. Я увидел вживую множество групп и сам играл в группе. Я хоть и скверно, но научился играть на гитаре, написал свои первые песни и выступал на концертах. Время двигаться вперед, вверх и вглубь – или, быть может, это должно происходить вниз и вовне.
Если вам кажется странным, что в моем рассказе так мало сказано об исторических исследованиях, то это потому, что вплоть до второго курса я даже не появлялся на большинстве лекций. Время от времени я выпивал две или три пинты во время обеденного перерыва, после чего продолжал свои уроки по средневековой истории. Моя наставница была очень милой пожилой женщиной, и я думаю, что она, возможно, сама пережила большую часть событий «Кембриджской истории Средних веков», которую так обожала. Я не могу вспомнить ничего о Карле Великом или Фридрихе II, но помню, что солнечный свет был очень ярким и мешал моим мечтам, когда струился сквозь мутное окно, обрамлявшее ее силуэт.
Теперь я стал руководителем отдела развлечений. У меня был свой кабинет, я ходил на заседания комитета и распоряжался бюджетом. Самое главное, у меня были телефон с внешней линией и горячая линия с каждым агентом в городе. Внезапно мне поручили организовать культурную неделю для первокурсников: нанимать группы, устраивать дискотеки и все прочие замечательные вещи.
Кажется, главным событием той недели был концерт группы Fairport Convention, а вся неделя в целом была необычайно прибыльной. Я сделал около 20 процентов прибыли сверх всех моих расходов. Потом меня вызвали в комитет и сказали, что я «позорник».
– Это просто эксплуатация студенческого сообщества, – заявили они.
– То есть вы хотите, чтобы я просто тратил деньги из высоких моральных принципов? – спросил я.
После этой экзекуции я немного поразмышлял над проблемой. Я никогда не видел Иэна Гиллана – одного из моих вокальных героев, – поэтому я позвонил его агенту, чтобы забронировать концерт Гиллана.
– Денег нет, – сказал я. – Взамен я могу предложить несколько концертов в пабах, которые он выберет, под моим общим руководством.
В группе Speed было интересно, но я чувствовал себя слишком ограниченным. Говоря словами песни из моего будущего, я был одержим «горящими амбициями»[9].
Телефон, конечно, давал мне возможность отвечать на объявления из Melody Maker. Одно из них было особенно многообещающим: «Чтобы укомплектовать группу, требуется вокалист». Я позвонил. Только одна проблема: «У тебя есть демо-запись?»
Конечно, нет. Парень, с которым я говорил, был инженером звукозаписи, а также басистом. У них было свободное студийное время, а я никогда в жизни прежде не бывал в настоящей студии. Однако влияния, на которых основывалось творчество этой группы, мне идеально подходили: Purple, Sabbath и, что особенно восхитительно, Артур Браун. Он, Иэн Гиллан и Ронни Джеймс Дио являются, вероятно, теми тремя вокалистами, на которых вы можете указать и сказать: «Ага! Я понял, откуда Дикинсон это слямзил».
Я должен рассказать историю своих отношений с творчеством Артура Брауна, одного из самых эксцентричных исполнителей Англии и одного из самых безумно талантливых рок-музыкантов. Впервые я увидел его в Оундле, когда мне было шестнадцать лет. Группа называлась Kingdom Come, а альбом назывался «Journey». Тот концерт был для меня потрясающим шаманским ритуалом. Я никогда не пробовал кислоту, грибы или галлюциногены, но с Артуром в тот вечер мне все это не понадобилось. Очень глубокие синусоидальные волны аналоговых синтезаторов словно бы поддевали ваши глазные яблоки и помещали их в стереоизмерение, где должны были находиться ваши уши. Единственный экран с плавающими по нему каплями, огоньками и звездами сжимал время до состояния сингулярности.