Я сел напротив него, зная, по какому поводу сюда вызван. Но пусть сам скажет.

— Догадываешься, зачем вызвал? — спросил он.

Все-таки хочет, чтобы я сам сказал про это.

— Убийство Смирнова и Киселева, — уверенно произнес я.

Он кивнул.

— Час назад меня вызывал генеральный, — сообщил Меркулов. — Дело поручено Турецкому. Вопросы есть?

Вопросов не было. Я и не сомневался, что дело будет поручено именно мне, хотя, честно сказать, чистота следствия была некоторым образом нарушена — в эпизоде с Киселевым, да и со Смирновым, я выступал как свидетель. Но, кроме Грязнова, об этом пока никто не знает.

— Вопросов нет, — сказал я. — К тебе, во всяком случае. А так в этом деле вопросов — пруд пруди.

Он кивнул.

— У меня с утра уже был Грязнов, — сказал Меркулов. — Так что я в курсе первых шагов следствия.

— Уже?! — ахнул я. — Ну, молодец, Славка! На ходу подметки рвет!

Так же серьезно глядя на меня, Меркулов продолжил:

— Я в курсе, что ты тоже был на месте и даже провел свое расследование. Не позвонив мне, самостоятельно пополз по горячим следам. Как тебя занесло туда?

Я пожал плечами и ответил ему фразой из кинофильма «Белое солнце пустыни»:

— Стреляли.

Потом не стал томить и рассказал про Таню Зеркалову.

— Понятно, — протянул он. — Ну, и что ты можешь сказать по существу дела?

— Только по существу? — уточнил я. Несмотря на абсурдность этого вопроса, у меня были основания его задать.

Меркулов, досконально изучивший меня, испытующе смотрел.

— Рассказывай, Саня, — почти ласково приказал он.

Мне ничего не оставалось делать, как начинать рассказывать.

— И Смирнов, и Киселев были убиты одним и тем же способом: им обоим снесли верхнюю половину черепа. Причем если рядом с телом Смирнова никакого оружия обнаружено не было, то около убитого Киселева находилось его ружье. Хорошее, надо сказать, ружье. Винчестер.

— Он имел на него разрешение? — поинтересовался Меркулов.

— Понятия не имею, — признался я. — Пока. Хотя уверен, что это чей-нибудь подарок: маршалам нередко делают такие подарки.

— Дальше, — проговорил Меркулов.

— Мы с Грязновым считаем, что кто-то хочет всучить нам версию, что, мол, Киселев убил Смирнова и застрелился сам. Но мы ему не верим, этому кому-то.

— Ты абсолютно уверен? — на всякий, видимо, случай спросил Меркулов. — Что не было никакого самоубийства? Точно?

— Абсолютно точно, — заверил я его. — К тому же… — сказал и осекся.

— Что? — быстро спросил Меркулов.

Я помолчал, собираясь с мыслями. Нелегко, ох нелегко это было сделать — начинать рассказывать обо всем том, что незадолго до своей смерти мне рассказал безумный маршал. Впрочем, чего это я? Почему — безумный? А если хоть на минуту допустить, что он был в полном здравии? Что все, что он рассказал, — чистая правда? Но если в это поверить, так недолго и самому безумным стать. Конечно, я на своей работе и не такого навидался. Но, с другой стороны…

— Ну? — твердо смотрело на меня начальство.

Вздохнув, я стал рассказывать.

Меркулов слушал очень внимательно и так же внимательно смотрел на меня, не сводя глаз. Сначала я почему-то запинался, но потом речь моя пошла плавнее, и закончил я свой рассказ вполне пристойно. Костя ни разу не перебил. Слушал как рождественскую сказку. А после того как я закончил, помолчал, переваривая услышанное, и сказал:

— Ну что ж. Выноси постановление о возбуждении дела и принимай его к своему производству.

Что и требовалось доказать.

4

Я вернулся в свой кабинет. Дело принято к производству. Пришла пора героических будней. Впереди меня ждала обычная работа: подвиги и свершения.

Первое, что я сделал, это позвонил домой.

— Алло! — Ирина подняла трубку.

— Ирина? — сказал я. — Турецкий на связи. Помните такого?

— Саша, у меня молоко на плите…

— Таня дома?

— Наверное, дома. У себя.

— Ушла?

— У нее папа умер, Турецкий. Знаешь, сколько дел нужно переделать?

— Ладно, извини, что побеспокоил. Как там наша дочка?

— Если ты немедленно не положишь трубку, она останется без молока. У тебя все?

— Все.

Я положил трубку, не дожидаясь коротких гудков. Подняв глаза на Лилю Федотову, я увидел, что она смотрит на меня и улыбается.

— Вы чего?

— А там вас тоже какая-то Таня дожидается, — сообщила мне она. — Перед дверью. Татьяна Зеркалова. Не видели? Пожилая такая.

— Сама ты пожилая! — возмутился я. — Зови ее сюда немедленно! Не видел я ее там.

А сам думаю: если Таня в глазах Лили выглядит пожилой, то и я кажусь ей стариком.

Она выглянула за дверь и вернулась.

— Ушла, — сообщила она.

— Слушайте, Лиля, посмотрите вокруг, нет ли ее где. Может, и не ушла еще. Очень нужно.

— Слушаюсь!

Она развернулась на каблучках и скрылась за дверью.

Итак, если это не вульгарная разборка между двумя старыми маразматическими придурками (как это может показаться на первый взгляд), один из которых прикончил другого, а потом наложил руки и на себя, то это дело вполне может оказаться делом, результаты которого имеют серьезное значение. Для государства и общества, как напыщенно это ни звучит. Ограблением и разбоем тут и не пахнет, потому что на первый взгляд все в квартирах обоих убитых осталось на своих местах и ничего, кажется, не пропало, впрочем, это обстоятельство нужно еще уточнить. Таня может нам здесь помочь более других. Но даже если что-то и пропало, все равно с трудом верится, что убийство совершено из корыстных побуждений. Даже, можно сказать, совсем не верится.

Неужели и вправду можно поверить в таинственно-загадочное Стратегическое управление? Что-то ни разу в своей практике я и слыхом не слыхивал о существовании подобной структуры в нашем постсоветском государстве!

Хотя, возразил я самому себе, у меня что ни день, то фрагмент из авантюрного романа, разве не так? Во всяком случае, не скучно, хотя порой эти хитросплетения событий и комбинации фигурантов так достают меня, следователя, что хочется спрятаться куда-нибудь и носу не показывать. В какую-нибудь пещеру… И такой пещерой время от времени для меня, чего греха таить, становится, извините за пошлость, какая-нибудь бабская юбка. Или водка с хорошей закуской. Тоже бы не помешало…

Тихо-тихо-тихо, господин Турецкий, что-то вы очень уж разошлись и отвлеклись от существа следственного дела, которое вам поручено раскрутить. Что за пошлые мысли в разгар рабочего дня?