Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поэтому шкатулку, полученную в тайной сокровищнице клана Ян, я открывал уверено — именно там я ожидал увидеть объединённый артефакт. Как сказал Лейрен, ключ к Запирающему Хаос артефакту.
Но и та шкатулка оказалась пуста.
Я даже не поверил своим глазам, и покрутил шкатулку в руках, надеясь, что просто открыл неправильно.
Нет, всё правильно — крышка одна.
Я закрыл шкатулку и открыл снова.
Ничего не изменилось.
— Что ты ищешь? — спросила Синявская.
— Артефакт, — честно ответил я.
Ребята сидели и молча наблюдали. По их лицам было видно, они понимали: произошло что-то из ряда вон выходящее. Но не понимали, что именно.
А оно и произошло! Допустим, всё, что я пережил в пещере — это был плод моего больного воображения, спровоцированного голодом и обезвоживанием. Но тогда артефакты из сокровищницы и с аукциона должны быть на месте!
Я снова проверил обе шкатулки и, закрыв глаза, обессиленно опустился на подушку.
— Что за артефакт? — спросила Синявская. — И что это за шкатулка?
Ну да, шкатулку с аукциона они все видели, а про вторую, из сокровищницы, никто не знал. Но у меня не было сил рассказывать.
Получалось, что всё-таки тренировки с Лейреном были! И готовый артефакт забрал он. Но в моей памяти не было воспоминания о том, что грозовой человек забирает готовый артефакт. Наоборот, я хорошо помнил, как он отдавал его мне, и я положил его в шкатулку, а потом в ремень-хранилище. А сам забрать он не мог, потому что это мой ремень и доступ только у меня!
Я снова прикоснулся к ячейке ремня-хранилища. Та ячейка, в которой хранились шкатулки, была пуста.
Возникла мысль, что я мог промахнуться ячейкой и положить готовый артефакт в другое место. И я уже собрался было вывалить всё, что хранится у меня в ремне, но потом передумал — там всего очень много, в карете просто места не хватит!
С другой стороны, до сих пор мне достаточно было подумать о том, что именно я хочу достать, и этот предмет оказывался у меня в руках. Так что доставание всего не имело смысла.
К тому же я точно помнил, что положил готовый артефакт в шкатулку — ту самую, которую сейчас крутила в руках Варвара Степановна Синявская и которую я собственноручно достал из ячейки ремня-хранилища! А так как доставать вещи из ремня-артефакта мог только я, то…
Не дождавшись от меня ответа, Синявская снова спросила:
— Володя, откуда у вас эта вещь? — и протянула руку, чтобы взять шкатулку из сокровищницы.
Но вмешался Аристарх Петрович. Он перехватил шкатулку и осмотрел её со всех сторон. Прислушался и даже понюхал! Только что не лизнул. Лицо его при этом было крайне озабоченное.
— Откуда у тебя это? — спросил он таким тоном, что все посмотрели на него.
Меня придавило так, что дышать стало тяжело.
Тон адвоката был требовательным. Словно мы находились в камере на допросе, а не в карете, и я был главным подозреваемым.
— Ты думаешь, это она? — спросила у адвоката Синявская.
— Несомненно! — ответил Аристарх Петрович.
В карете повисло требовательное молчание — все переводили взгляды с меня на адвоката её светлости великой княгини Екатерины Петровны Волковой и обратно.
А я чувствовал себя настолько уставшим и раздавленным, что не мог ничего сказать.
К счастью, вмешался Валентин Демьянович.
— Господа, — вклинился он. — Если так пойдёт дальше, то скоро будет некому задавать вопросы!
Тон его был не менее решительным, чем у Аристарха Петровича.
Некоторое время висело напряжение, а потом стало легче дышать.
А Валентин Демьянович продолжал командовать:
— Дайте Володе отдохнуть и хоть немного восстановиться! Он никуда не денется, и вы зададите ему свои вопросы. Но попозже. А сейчас пусть он поест и поспит!
Я был искренне благодарен нашему доктору, потому что давление адвоката было невыносимым. Ещё чуть-чуть и я лишился бы сил. Даже интересно стало, что это за шкатулка? Он ведь явно узнал её. Хотя вряд ли когда видел — если верить Ян Бао, эта шкатулка хранилась у них несколько сотен лет, и войти в само хранилище мог только я.
Под внимательным взглядом все немного отодвинулись от меня, пропуская ко мне медсестричек, которые деловито помогли мне сесть, а потом принялись поить меня бульоном, менять и устанавливать лечащие артефакты, суетиться, тем самым увеличивая вокруг меня свободное пространство — я видел, как ребята и преподаватели отодвинулись ещё, чтобы не мешать помощницам Валентина Демьяновича.
Когда ребята отодвинулись на достаточное расстояние, я увидел Ян Лин. Она скромно сидела около стенки. Казалось, девушка старалась быть невидимой, чтобы про неё все забыли и не обращали внимание.
Почувствовав мой взгляд, Ян Лин чуть заметно улыбнулась мне и обозначила поклон.
И мои мысли побежали в новом направлении — а с чего я решил, что в этой шкатулке что-то было? Я же не открывал её! В том смысле, что открыл только в пещере перед тем, как появился грозовой человек.
Но если всё, что было в пещере — это плод моего воспалённого воображения, то я не открывал шкатулку вовсе.
Тем временем Аристарх Петрович, Варвара Степановна и Ростислав Петрович изучали мою шкатулку и о чём-то тихо переговаривались. Я видел, как они шевелили губами, но слова не долетали до нас, по-видимому, преподаватели использовали какой-то артефакт, что не мудрено — Синявская спец по артефактам.
Я попробовал всё-таки услышать, но быстро бросил эту затею. С одной стороны, меня больше волновало, куда делся артефакт и что произошло на самом деле, а с другой, я действительно сильно устал. А напившись бульона, и вовсе почувствовал, что сильно хочу спать.
Заботливые медсестрички помогли мне лечь, укрыли одеялом, и я под размеренное покачивание кареты, провалился в сон.
Когда я проснулся в следующий раз, карета стояла.
Прежде чем открыть глаза, я прислушался. Все были на улице, я слышал доносящиеся голоса — наша экспедиция остановилась на привал, и все вышли размять косточки. Вот и хорошо!
Не то чтобы я не хотел никого видеть, но хотелось всё хорошенько обдумать и понять, что же произошло на самом деле и что мне теперь со всем этим делать.
Нет, я не воспринимал всерьёз слова Лейрена о том, что я должен отнять у императорской семьи их главную реликвию. Во всяком случае, сейчас уже не воспринимал. А там, в пещере — очень даже! Но ирония заключалась в том, что я теперь не знал, а было ли что в пещере?