его основания, когда благодаря «Закону о попечителях по вопросам труда» от 19 мая на смену прежней тарифной автономии пришло государственное принуждение. Формально труд и капитал подвергались одинаковым ограничениям, фактически закон означал усиление позиций работодателей, поскольку 13 высокопоставленных чиновников, исполнявших в дальнейшем функции «имперских попечителей по вопросам труда», чаще всего стояли гораздо ближе к промышленникам, чем к рабочим или Организации производственных ячеек, с региональными отделениями которой у них в последующие месяцы нередко случались конфликты[96].

«Закон об организации национального труда» от 20 января 1934 г. подтвердил роль имперских уполномоченных и еще больше изменил соотношение сил в пользу работодателей. Отныне НТФ участвовал в переговорах о тарифах и в оформлении трудовых договоров только с совещательным голосом, обязательное прежде участие рабочих в принятии решений больше не допускалось. По аналогии с «народным сообществом» в законе говорилось о «производственном сообществе», в котором предпринимателю отводилась роль «фюрера», а работникам — послушного «персонала». Конфликты отньГИе должны были разбираться «социальными судами чести». Производственные советы были заменены бессильными «советами доверенных», которые «избирались» единым списком, составленным руководителем предприятия и главой местной производственной ячейки; в ответ рабочие, участвовавшие в этом фарсе в апреле 1934 г. и еще один раз следующей весной, подали менее 50 % голосов «за», после чего выборы больше вообще не проводились.

Несомненно, создавая НТФ, национал-социалисты хотели не только уничтожения власти профсоюзов на радость промышленникам. Помимо принудительного социально-политического умиротворения речь шла о завоевании рабочего класса, контроле над ним и, в конце концов, об идеологический «пропитке» всей рабочей среды. Однако НТФ на тот момент еще не был отточенным инструментом национал-социалистической социальной и общественной политики, какой грезился идеологам «народного сообщества». Пока он представлял собой организацию-молох, выполняющую чисто политическую функцию «объединения без интересов»[97].

Это со всей ясностью показал прозвучавший осенью 1933 г. «Призыв ко всем трудящимся немцам», в котором вождь Немецкого трудового фронта Лей, министры труда и экономики, а также уполномоченный НСДАП по экономике говорили об «объединении всех людей, занимающихся трудом, независимо от их экономического положения». В НТФ, по их словам, «рабочий и предприниматель должны стоять рядом, не разделенные на группы и союзы, служащие для сохранения особых экономических или социальных слоев и интересов». Снова отрицалась какая-либо компетенция НТФ в области трудовой и социальной политики: «По воле нашего фюрера Адольфа Гитлера, Немецкий трудовой фронт — не место для решения материальных вопросов повседневной трудовой жизни, примирения естественных различий интересов отдельных трудящихся»[98]. Этот тезис отвечал на опасения предпринимателей, как бы Трудовой фронт не забрал себе слишком большую власть. Теперь Густав Крупп фон Болен унд Гальбах, «фюрер» недавно образованного «Имперского сословия немецкой промышленности», мог с чистой совестью рекомендовать коллегам-предпринимателям вступать в НТФ.

Национал-социалистическая «унификация» хозяйственных объединений осталась «косметической». Хотя партийный уполномоченный по экономическим вопросам Отто Вагенер во время апрельского бойкота вынудил подать в отставку исполнительного директора Имперского союза немецкой промышленности и нескольких членов его президиума (евреев), нацистские комиссары не задержались в Союзе надолго. Круппу в качестве нового главы реформированного Союза достаточно было пообещать канцлеру позаботиться о строгой централизации этой организации[99]. Надежды и ожидания с обеих сторон были велики, каждая из них нуждалась в другой и полагала, что, в свою очередь, нужна ей. Ни в какой другой области, кроме экономики, Гитлер не сдерживал так явно даже «партийную революцию» — во всяком случае, он дал в этом смысле полную свободу действий президенту рейхсбанка Шахту. Крупные же магнаты в ответ обходили молчанием дискриминацию своих коллег-евреев. Только старый покровитель Гитлера Эмиль Кирдорф открыто назвал «ударом кинжала в спину» вынужденный уход из президиума Союза немецкой промышленности Пауля Сильверберга, который сам в 1932 г. выступал за участие национал-социалистов в правительстве.

Впрочем, подобные мелочи не омрачили медовый месяц национал-социалистического руководства и воротил крупной промышленности, как показал преподнесенный нацистам по инициативе Круппа 1 июня 1933 г. «свадебный торт» под названием «Взнос немецкой промышленности Адольфу Гитлеру»: отныне каждому предприятию надлежало ежегодно отчислять НСДАП сумму в размере пяти тысячных от своего фонда заработной платы. Это стало своеобразной формой благодарности за устранение профсоюзов, планировавшуюся гонку вооружений, способную оживить конъюнктуру, и намерение перейти к автаркическому способу хозяйствования, сулившему крупной промышленности сказочные прибыли и возможности для развития. Одновременно промышленники, добровольно возложив на себя отчисления, защищались от возможных чрезмерных требований партии и демонстрировали свою самостоятельность.

Им не только удалось держать идейных национал-социалистов старого образца подальше от правлений и советов директоров предприятий. Режим, боясь подорвать стремление частного бизнеса к сотрудничеству, готов был даже к уступкам на политической почве: в лице генерального директора страховой компании «Альянс» Курта Шмитта Гитлер в июле 1933 г. сделал представителя крупного бизнеса преемником Гугенберга на посту рейхсминистра экономики, а несколько позже, избавляясь от балласта «сословного государства», заменил своего уполномоченного по экономическим вопросам Вагенера владельцем химических заводов Вильгельмом Кеплером. Кеплер, с 1932 г. успешно служивший посредником между НСДАП и крупным бизнесом, обосновался прямо в рейхсканцелярии. По крайней мере в первые годы Третьего рейха крупный частный бизнес проникал в политическую систему, а не наоборот.

Для мелкого бизнеса действовали другие правила игры[100]. Хотя НСДАП традиционно искала опору среди ремесленников, торговцев и кустарей и Гитлер после прихода к власти некоторое время не мешал основанному только в конце 1932 г. «Союзу борьбы за ремесленное сословие» завоевывать гильдии и профессиональные цеха, ни одна из основных политических надежд нацистских мелкобуржуазных политиков не сбылась. Это стало ясно уже летом 1933 г., когда партийное руководство, прислушиваясь к протестам деловых кругов и желая сохранить рабочие места, начало препятствовать враждебным акциям «Союза борьбы» против еврейских универмагов и потребительских товариществ, которые раньше принадлежали профсоюзам, а теперь перешли к НТФ. Включение «Союза борьбы» в состав «Национал-социалистической организации ремесел, торговли и промыслов» в августе 1933 г. означало крах романтических грез мелкой буржуазии, которые обещала сделать былью программа НСДАП. В современном индустриальном обществе, даже национал-социалистического образца, для них просто не было места. Новые пышные названия вроде «Имперского сословия немецкой торговли» и «Имперского сословия немецких ремесел» не могли надолго скрыть этот факт. Вместо ожидавшегося материального поощрения мелкая буржуазия получила жесткую, почти государственную организацию, которая, правда, в последующие годы облегчила проведение разумных с экономической точки зрения мер по структурному упорядочению.

Быстрее, чем в мелкобуржуазных организациях, и эффективнее, чем в любом другом секторе экономики, политика «унификации» проводилась в сельском хозяйстве. Основная причина этого заключалась, по всей видимости, в том, что НСДАП многие годы проявляла наибольший интерес к этой области и реально присутствовала в ней благодаря своему «Аграрно-политическому аппарату» под руководством Рихарда-Вальтера