который управляет этим клубом. Он Пахан Братвы, а это значит, что его методы ведения дел выходят за рамки того, что может сделать обычный босс. У него есть сторона, которую я никогда не видела и о которой знаю очень мало, ровно столько, чтобы понять, что из-за этого между нами ничего не получится. Это также означает, что, хотя я всегда надеюсь, что Николай поступит правильно, я никогда не могу быть полностью уверена в этом.

— Есть и другие способы получить информацию, — твердо говорит Николай. Он полностью заходит в комнату и закрывает дверь, направляясь ко мне, а я замираю. Он давно не был так близко ко мне, и, хотя я говорю себе, что это не имеет значения, его присутствие на расстоянии прикосновения заставляет мое дыхание сбиваться, а сердце биться быстрее в груди. — Аша, я…

Он медленно выдыхает, и я понимаю, что он не прикоснется ко мне. Он слишком предан Лилиане, я не была уверена, что он способен на такую любовь, как бы грубо это ни звучало. Но, полагаю, нужна была определенная женщина, чтобы пробудить в нем это чувство.

— Я знаю, что раньше между нами все было по-другому, — тихо говорит он. — Мы никогда не говорили об этом. Я знаю, что и ты чувствовала себя по-другому, я не слепой. Я игнорировал это, потому что, думаю, мы оба знали, что у этого нет будущего. Но сегодня…

— Николай. — Я качаю головой, отстраняясь от него. — Нам не нужно говорить об этом. Действительно не нужно.

— Мне было страшно, когда я знал, что ты в опасности, — признается он. — Думаю, я заботился о тебе больше, чем думал. Это ничего не меняет, но я хочу, чтобы ты знала…

— Я знаю достаточно, — говорю я так твердо, как только могу, потому что не хочу больше ничего слышать. Я не хочу слышать, что могло бы быть, или если бы я была другим человеком, или что-то в этом роде. — Ты любишь Лилиану.

— Люблю. — Он кивает. — Я ничего не говорю против этого или о том, что между нами снова может что-то быть. Просто тогда…

Он пытается заверить меня, что все это не было односторонним, в той неловкой манере, которая свойственна мужчинам вроде Николая, когда нужно говорить о своих чувствах, как будто от этого становится лучше.

— Нам не нужно повторять это. Особенно сегодня. — Я снова натянуто улыбаюсь. — Будет лучше, если мы просто оставим все как есть, Николай. Ты счастлив, а я уже смирилась с этим. Мы можем оставить все как есть. Иначе это слишком усложнит работу, понимаешь? А я знаю, что ты не хочешь меня потерять. — Я говорю это дразняще, но по выражению его лица понимаю, что юмор не совсем уместен.

Я вижу вопрос в его глазах: неужели? По крайней мере, он достаточно мудр, чтобы не говорить этого, и просто кивает.

— Я вызвал для тебя такси, — говорит он мне. — Я не хотел, чтобы тебе пришлось иметь дело с этим сегодня вечером. Оно уже должно быть на улице и ждать тебя. Отдохни немного, Аша.

— Обязательно. — Я тяжело сглатываю, снова глядя на него, на это красивое, точеное лицо, которое я когда-то знала так близко. Какие бы эмоции он ни пытался выразить, сейчас они закрыты, а холодный профессионализм прочно вернулся на место. Хорошо, думаю я про себя, желая ему спокойной ночи и доставая свою сумочку, быстро иду к лестнице. Сегодня мне не нужно больше эмоций, не нужно ворошить прошлое.

Мне нужно выпустить пар.

В другой вечер я, возможно, отправилась бы в круглосуточный спортзал, в котором у меня есть абонемент, но я чувствую, как в теле начинает поселяться боль, и больше всего мне хочется принять горячий душ. Поэтому вместо этого я спускаюсь к такси, которое Николай был достаточно любезен, чтобы вызвать для меня, и проскальзываю внутрь, откидывая голову назад на теплое кожаное сиденье, пока меня везут домой.

Я уже раздеваюсь, как только вхожу в подъезд: куртка брошена на кухонную стойку, когда я прохожу мимо, ботинки сняты, майка надета через голову, когда я захожу в ванную. Моя квартира крошечная: кухня находится рядом со входом, гостиная размером с почтовую марку, а ванная комната расположена прямо рядом с моей маленькой спальней. Это может быть тесно или уютно, в зависимости от точки зрения жильца, но мне нравится думать, что это уютно.

Сейчас я просто счастлива, что вот-вот попаду под горячий душ.

Я включаю воду на максимум, сбрасываю одежду в кучу на плитку пола в ванной и шагаю под струи. Я хочу смыть с себя прикосновения Матвея, любой намек на них, любой запах или ощущение, которые он мог оставить после себя.

Чаще всего я прихожу домой, принимаю душ и сразу падаю в постель. Я очень хорошо научилась оставлять клуб за его закрытыми дверями и не приносить с собой домой, так сказать, свою работу. Но сегодня меня не покидает не только липкое, мерзкое ощущение от прикосновения Матвея. По мере того, как это томительное чувство уходит, а на его место приходит чувство облегчения, мои мысли возвращаются к мужчине у бара, прежде чем я понимаю, куда они направляются.

Я никогда не фантазировала ни о ком из клуба. Николай — исключение, но, опять же, он не в счет. У меня никогда не было клиента, о котором я думала бы потом, представляя себе другие вещи, которые я могла бы с ним сделать, другие сценарии или даже переигрывая сцены, которые мы разыгрывали наедине в клубе. Я забываю обо всем с того момента, как выхожу за пределы "Пепельной розы", только так я могу выполнять эту работу и сохранять хоть какое-то чувство собственного достоинства.

Но я продолжаю думать о его глазах, о том, как его взгляд блуждает по мне, полуголодный и почти виноватый, как будто он отчаянно хотел меня и чувствовал, что не должен этого делать. Я могу придумать так много восхитительных способов использовать это, так много способов заставить его умолять меня, за все чудесные, приятные, мучительные вещи, которые я могу с ним сделать. Столько способов заставить его испытывать чувство самоуважения, которое у него так явно есть и с которым он так явно боролся.