Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если долги некритичные и отсутствие накоплений и риск того, что семья может однажды остаться без денег на еду, приносят больший дискомфорт, то лучше заняться созданием заначки. Наличие накоплений, не связанных с ежемесячными расходами, дает внутреннюю силу и уверенность и позволяет тотально не зависеть от обстоятельств, в которые человек неожиданно может попасть. Денежная заначка сравнима с накоплением сил. Возьмем, к примеру, спорт: человек, восстановивший силы, чувствует себя увереннее, чем тот, кто истощен от перетренированности.
Лежать и копить силы на случай «вдруг война, а я уставший» – это слишком. Уводить по максимуму все деньги в накопления – из той же серии. Важно иметь запас, необходимый именно вам, – это должна быть сумма на ваше собственное усмотрение, и этот запас однозначно повлияет на силу, психику, энергетику и самооценку.
Заначка формируется не для красивой жизни. Ее назначение – подстраховать в случае появления непредвиденных расходов на врачей, адвокатов, побег из страны (не дай Бог) – чтобы уверенно чувствовать себя в трудный период хотя бы в течение полугода. На уровне энергетики такая «подушка» придает ощущение безопасности и позволяет уверенно действовать. Способность действовать – важная лидерская характеристика. Однако, когда стоит вопрос успеха или безденежья, сил на действие не всегда хватает. Без накоплений любые вопросы, связанные с развитием бизнеса и финансовыми вложениями, попадают в категорию повышенной важности. В этом состоянии тут же подключаются сомнения, страх и вина.
Стандартная рекомендация психологов – отпустить. То есть переосмыслить важность и не нагнетать. Если вопрос на миллион, представить, что он на десять тысяч. Сказать, конечно, легко. И сделать легко, если в случае ошибки самое плохое, что может случиться, – вы вскроете неприкосновенный вклад и начнете все сначала. Жизнь не закончится. Думайте в таком ключе: «Раньше денег было больше, после ошибки их стало меньше, но есть запасной вариант – заначка». Понимание этого снижает важность принятия сложного решения.
А самое главное – скорее всего, заначкой пользоваться не придется, потому что если человек не боится, он принимает решения более точно, доверяясь интуиции. Если вклада нет и последствия ошибки окажутся серьезнее – год прожить в бедности, включается важность внешней оценки: «Как я буду выглядеть?», «Я не люблю ошибаться», «Что про меня подумают?». От этого страдают почти все, и страх может проникнуть и через такие фильтры, как готовность к риску, смелость и настрой на успех.
Страх блокирует точность, осознанность и делает невозможным принятие наилучшего решения. Я знаю нескольких бизнесменов, использующих отличную схему, чтобы избавиться от этого страха раз и навсегда. Они закладывают свои предприятия, берут кредит в рублях под 9–10 %, деньги выводят за границу, там кладут их в банк под 2–3 % и ежемесячно выплачивают разницу в 6–7 % отечественному банку «за собственное спокойствие». При этом владельцы никуда не собираются уезжать, организации свои любят и продолжают развивать, не планируют банкротить бизнес и своевременно платят по кредиту. Что им дает эта схема? Они управляют бизнесом так, словно он уже продан. Если что-то случится и компанию захотят отобрать рейдеры или государство, владелец может сказать: «Ради бога, забирайте. Только сначала договоритесь с банком, потому что формально предприятие принадлежит ему, а я тут просто зарплату получаю». Ежемесячно люди платят разницу по процентам за спокойствие, неприкосновенность, невовлеченность, за ощущение, что не они зависят от бизнеса, а он зависит от них.
Пару лет назад наш нынешний мэр увидел на улице бабушку с внучкой, которые просили милостыню, не смог пройти мимо и спросил: «Откуда вы здесь?» – «Специально приехали из старообрядческой деревни на выходные, потому что дров нет, нужны деньги». После этого он позвонил мне, мол, у тебя же там родственники, поедешь к ним – загляни к Клавдии, закинь дров, а то она там мерзнет. Бес меня попутал, и я согласился. Потом он звонил мне еще два раза, напоминал, а я отвечал: «Лето еще! Рано замерзать от холода, подождут». Вскоре я сам проехал мимо того угла, где мэр встретил бабушку, – она опять сидела там же. Тогда я подошел к ней: «Клавдия, запомните меня – я вам скоро привезу дрова». Представляете, как она удивилась: специально ради нее останавливается большая дорогая машина, выходит серьезный человек в деловом костюме, заводит с ней разговор, обещает дров – жизнь удалась. А это только начало.
Если быть честным до конца, я хорошо знаю эту деревню – там невозможно замерзнуть от холода, потому что кругом тайга. Никто из местных ни разу в жизни не покупал дрова – так делают только дачники типа меня. Но раз пообещал, неудобно отступать – надо привезти. Приехал к своим в деревню и говорю отцу, дескать, поехали за дровами. А он мне: «Не надо, полно еще!» – «Это не вам». Он заволновался, стал принюхиваться ко мне – не пьяный ли: чтобы я для кого-то что-то сделал – это на меня не похоже. Я и папе-то никогда дров не покупал. Бабушка рядом хлопотала, услышала разговор: «Кому это?» – «Для Клавдии». – «Это же алкаши! Что вы им везти собрались?!» Я еще больше сник, но делать нечего.
Мы с папой купили дров, приезжаем – бабки нет, на завалинке сидят три мужика, грызут семечки, играют в телефоны. Карикатурные такие – в татуировках, слегка выпившие, а на часах только полдень. Одним словом, жизнь в деревне идет своим чередом. Рядом с домом я заметил полуразвалившуюся избу, которую можно пустить на дрова, но, очевидно, просить милостыню проще. Я спросил мужиков: «Где Клавдия?» – «Уехала, но мы знаем, что ты дрова должен привезти», – и дальше сидят. Ни один не кинулся ко мне, мол, мы тебя ждали, спасибо за помощь. Нет, все сидят. Я уже понял, что будет дальше, и мне так стало стыдно, что я во всем этом участвую, но все равно решил дать им еще один шанс: «Ну, давайте тогда, дрова разгружайте». И тут же их улыбчивые добродушные лица вытянулись: «А ты разгружать никого не привез, что ли?» И только мои наливающиеся кровью глаза и пара по-деревенски убедительных аргументов заставили их взяться за работу.
После этого дал себе зарок больше никогда такой благотворительностью не заниматься. Кстати, через пару месяцев мэр бросил клич о том, что теперь внучке этой бабки нужен компьютер – у нее их теперь штук восемь, потому что помогать кинулись все, кто мог. Естественно, очень быстро об этих инцидентах узнала вся округа.
Теперь про внучку. Какой вывод она сделает после этого? Никогда и ни к кому в деревне не приезжали из Екатеринбурга с дровами и компьютерами, а к ней приехали. Ты можешь быть самым сильным парнем, самой классной бабушкой или лучшей ученицей в школе, но никто тебе ничего не привезет. А если ты просишь милостыню в центре большого города, то к тебе подойдет аж мэр и отправит к тебе мужиков с подарками. Самое печальное, что не только эта девочка, но и все дети в этой деревне совершенно точно решили, что продуктивнее всего быть нищим и просить милостыню.
Надо ли было везти дрова? Однозначно нет. Девочка с бабушкой точно бы не замерзли. Начали бы замерзать, мужики бы встали с завалинки и напилили дров. А сейчас и дрова есть, и компьютеры, и все дети в округе знают, как выгодно быть попрошайкой. Устоявшиеся стереотипы поведения и мышления влияют на судьбу. Есть деревня кузнецов, деревня плотников, а это будет деревня попрошаек, хотя до этого в течение ста лет здесь жили только старообрядцы.