class="p">Я улыбнулась ему, и он снова наклонился, словно для поцелуя, у меня перехватило дыхание. Но затем внизу хлопнула дверь, и до нас донеслись обеспокоенные голоса Киана, Блейка и Монро.

— Где Татум? — С тревогой спросил Блейк, и я отодвинулась от Сэйнта, прикусив губу и глядя на него.

В его глазах была клятва, которая сказала мне, что он собирается показать мне, как всепоглощающе он может обладать мной достаточно скоро. Но не сейчас. И это приводило в бешенство, потому что я отчаянно хотела показать ему, как отчаянно я тоже могу обладать им.

Я сидел за столом напротив Татум в библиотеке, не слишком деликатно наблюдая за ней, пока она работала с Милой над заданием по химии. Предположительно, я разбирался с какими-то электронными письмами на своем новеньком ноутбуке, который школа подарила мне вместе с повышением, но поскольку каждое второе было жалобой от родителей, мне было трудно уделить этому все свое внимание. Почему богатые люди никогда не могут просто перейти к делу? Электронное письмо, которое я сейчас читал, состояло из шести полных абзацев, восхваляющих меня за то, как я справлялся с ситуацией карантина, прежде чем перейти к единственному абзацу, излагающему суть всей этой ерунды. Перл Девикерс получила твердую тройку по английскому, и этот средний балл был не тем, о чем дорогая мамочка хотела сообщать своим друзьям из загородного клуба. Было сделано не слишком тонкое предложение пересмотреть ее оценки на случай, если они могли быть выставлены слишком сурово по ошибке, и школе было сделано очень щедрое пожертвование в знак признательности за трудности, с которыми мы столкнулись из-за вируса «Аид». Неплохо.

Я быстро напечатал ответ, борясь с желанием просто послать названной сучке смайлик в виде кальмара, который, как я чувствовал, лучше бы разъяснил мою точку зрения. Вместо этого я поблагодарил ее за щедрый вклад и заверил, что смогу выделить Перл продвинутые уроки, чтобы дать ей шанс улучшить свои оценки. Это означало для девчонки пять дополнительных часов школьной работы в неделю, но если она хотела улучшить свои оценки, то это было единственное средство, которое я знал. Без сомнения, ее мама пришла бы в ужас, узнав, что я не прочитал между не слишком тонких строк о взятке, которую она только что предложила, но если она ожидала, что я возьму взятку, ей придется предложить что-то более стоящее, чтобы добиться своего.

Библиотека опустела, и мой взгляд скользнул к Татум, которая что-то набрасывала в своем блокноте, прежде чем прикусить кончик карандаша, сосредоточившись. Вид того, как она это делает, заставил меня придумать все то, что я хотел бы сделать с ней в тот момент, когда я заберу ее к себе сегодня вечером.

Было что-то такое в том, что мы проводили вместе только одну ночь каждые четыре дня, что делало ожидание невыносимым, и все же сама ночь была такой чертовски приятной, что было трудно думать о чем-то другом, особенно в те дни, когда я знал, что она моя.

Я просмотрел еще несколько электронных писем, про себя бормоча о заносчивых придурках, которые все время отправляли своих детей в эту школу, а когда я снова поднял глаза, то обнаружил, что мы были последними, кто остался в комнате.

Сегодня светило солнце, в воздухе определенно чувствовалась весна, и я слышал, как несколько ребят говорили о вечеринке в Оук Коммон Хаус. Наверное, мне следовало напомнить им всем о социальном дистанцировании, но на самом деле, когда все мы были заперты здесь, от всего мира, это казалось бессмысленным. И у меня не было ни малейшего желания проводить свой вечер, следуя за кучкой похотливых подростков и пытаясь помешать им перепихнуться.

Нет. У меня были гораздо более привлекательные планы на сегодняшний вечер.

Татум посмотрела на меня, почувствовав на себе мой взгляд, и улыбка, коснувшаяся ее губ, была своего рода обещанием, от которого мой член задергался от идей.

Она изобразила долгий зевок и повернулась к Миле, предлагая закругляться и отправиться на вечеринку. Неудивительно, что Мила тут же отложила книги и разразилась монологом о каком-то дизайнерском платье, которое прислала ей мама и которое только и ждало такого вечера, как этот.

Татум поклялась встретиться с ней там, и Мила выбежала из библиотеки, как женщина на задании, оставив нас вдвоем.

Тишина в комнате казалась многообещающей, и я медленно закрыл свой ноутбук, откинувшись на спинку стула и глядя на существо, которое было послано сюда, чтобы развратить меня. Она была соблазнительницей, сиреной, зудом, которым я никогда не мог насытиться, и идеальной петлей, на которой можно было повеситься.

То, что мы делали, было безумием, но я уже давно перестал пытаться убедить себя остановиться. Боль, которую я испытывал к ней, никогда не утолялась вкусом, и потребность в моем теле становилась только сильнее с каждым мгновением, которое нам удавалось разделить.

Татум бросила на меня обжигающий взгляд и медленно развязала галстук, прежде чем расстегнуть несколько пуговиц на рубашке и показать мне черный бюстгальтер, который был на ней под ним.

Я медленно встал, мой пристальный взгляд был прикован к ней, когда я пересекал комнату, вглядываясь в нее сверху вниз с каждой грязной мыслью, которая горела в моих глазах, чтобы она увидела. Но это было и нечто большее. Я хотел ее физически, как наркоман нуждается в следующей дозе, но мне нужно было защищать ее со свирепостью демона, потому что она была первым человеком, который даже приблизился к познанию истинного меня с тех пор, как у меня забрали мою семью. Она была единственным человеком, которому я полностью доверился, зная, что то, что я рассказал ей о себе, может стать оружием в чужих руках, и веря, что она никогда не использует это против меня.

Она была не просто девушкой, которую я хотел трахнуть. Она быстро становилась для меня всем. Даже моя жажда мести не казалась такой отчаянной, когда я был в ее объятиях. Это все еще было острое и голодное желание, но это было уже не все. Хотя, может быть, так оно и было. Может быть, эта девушка была всем, в чем я никогда не хотел признавать, что мне нужно, и всему, чему я должен был сопротивляться. Потому что я поклялся, что никогда больше никого не полюблю после того, как почувствовал острый ожог от потери этой любви и того, что она разорвала мою душу на части.