все. Ты выполнил свою задачу… а теперь уходи. Уходи и забудь».

Он не знал, чей голос произнес это и были ли слова точно такими, но смысл понял совершенно правильно. «Уходи и забудь».

В воздухе зазвучала громкая музыка. На одно последнее мгновение он остался в мире, ослепительно-прекрасном и ярком, потому что это был мир Клариссы, сверкавший даже в этой темной комнате с множеством зеркал. Везде, где он видел, под разными углами отражались бессчетные Клариссы, охваченные печалью расставания. Каждая Кларисса уронила согнутые руки, но он так и не увидел их упавшими. Последний взгляд на залитое слезами лицо, и потом… потом…

Лета.

Дейк испустил долгий вздох и наклонился вперед на скрипнувшем кресле, устремив на Лессинга из-под светлых бровей ничего не выражающий взгляд. Лессинг недоуменно замигал в ответ. Мгновение назад он стоял в комнате Клариссы; пальцы все еще ощущали тепло ее прикосновения. Он слышал, как она всхлипывает, видел, как движутся отражения в зеркалах…

— Подождите, — сказал он. — Отражения… Кларисса… я почти вспомнил что-то важное. — Он выпрямился в кресле и нахмурился, глядя на Дейка, но не видя его. — Отражения, — повторил он. — Кларисса… множество Кларисс… но не тетя! Я смотрел на двух женщин в зеркале, но не видел тети! Я никогда не видел ее… ни разу! И тем не менее… ответ где-то здесь, понимаете ли… прямо здесь, под рукой. Если бы я только мог…

Потом случилась вспышка озарения. Кларисса поняла все раньше его; разгадка крылась в рассказанной ею легенде. Страна слепых! Как могут незрячие туземцы надеяться увидеть королевского посланца, приглядывающего за принцессой, что гуляет по заколдованному лесу? Как может он помнить то, что его разум был не в состоянии понимать? Как мог он видеть стража? Нет, только ощущать присутствие без формы, голос без слов, движение по собственной яркой орбите за пределами взгляда слепца.

* * *

— Сигарету? — спросил Дейк, снова наклонившись вперед со скрипом.

Лессинг автоматически потянулся через стол. Какое-то время тишину нарушали лишь шуршание бумаги и царапанье спички. Они курили, молча глядя друг на друга. Снаружи донеслись звуки шагов по гравию и заглушенные ночью мужские голоса. В темноте пронзительно пели вездесущие сверчки.

Дейк со стуком опустил передние ножки кресла и потянулся вперед, чтобы загасить недокуренную сигарету.

— Ладно, — сказал он. — Теперь… Ты все еще не в себе или в состоянии посмотреть на все объективно?

Лессинг пожал плечами:

— Могу попытаться.

— Для начала, давай исходить из того — по крайней мере, пока, — что такого просто не бывает. Твой рассказ полон прорех. Он рассыплется на части за десять минут, если постараться.

Лессинг насупился:

— Может, вы думаете…

— Я еще даже не начал думать. Естественно, мы не добрались до сути дела. Я не верю, что все происходило так, как тебе запомнилось. Послушай, разве это возможно? Вся история по-прежнему выглядит аллегорично, и мы должны копать глубже, пока не обнаружим голые факты. Теперь я хотел бы знать… — Его голос сошел на нет. Он вытряхнул из пачки новую сигарету, рассеянно чиркнул спичкой и продолжил, выдохнув облако дыма: — Возьмем все как есть, просто на минуту. Разгадаем, что стоит за аллегорической повестью о королевской дочери, рожденной в Стране слепых. Знаешь, Лессинг, меня поражает одна вещь, которой ты пока не заметил. Ты задумывался о том, какой ребячливой выглядит Кларисса? Ее поглощенность самыми обычными вещами, к примеру. Ее убежденность, что действующие вокруг силы непременно должны по-отечески оберегать ее. Да, и даже это сияние, которое, по твоим словам, воздействовало на все, что ты видел и слышал, когда был с нею. Таков мир ребенка. Сильные, яркие цвета. Ничего безобразного, потому что у детей отсутствует база для сравнения. Слова «красота» и «уродство» для ребенка — пустой звук. Я помню, как в детстве все, что вызывало интерес, было полно особого очарования. Вордсворт, знаешь ли… «В раннем детстве небеса простираются вокруг нас» — и все такое прочее. И тем не менее она была достаточно взрослой, верно? За двадцать, так?

Он замолчал, глядя на кончик сигареты.

— Знаешь, это выглядит как обычный случай запоздалого развития, тебе не кажется? — продолжил Дейк. — Постой-постой, подожди минутку! Я всего лишь сказал, что это выглядит таким образом. У тебя достаточно здравого смысла, чтобы распознать слабоумного. Я не говорю, что Кларисса была из их числа, просто хочу сказать… Я думаю о своем маленьком сыне. Ему сейчас одиннадцать, и теперь с ним все в порядке, но, когда он начал ходить в школу, его ай-кью было самым высоким в классе. Он не хотел играть с другими ребятами: ему было скучно. Слонялся вокруг дома и читал, пока до нас с женой не дошло, что с этим надо что-то делать. Высокое ай-кью или нет, а парню нужно играть с другими ребятами. Человек никогда не сможет вписаться в общество, если не научится этому в детстве. Не станет психически нормальным, если не будет расти вместе с другими детьми. Позже высокое ай-кью ему очень даже пригодится, но для ребенка это почти помеха. — Лейтенант помолчал. — Ну, понимаешь, к чему я веду?

Лессинг покачал головой:

— Нет, не понимаю. Я все еще слишком ошеломлен.

— Кларисса, — медленно заговорил Дейк, — возможно, аллегорически — заметь, не в реальном смысле — и в самом деле королевская дочь. Возможно, она родилась среди низших существ и даже не догадывалась о том, что в ее жилах течет… скажем так, королевская кровь… пока не начала опережать в своем развитии тех, кто ее окружал. Возможно… у короля возникли те же мысли, что и у меня насчет сына… что она нуждается в обществе… детей… пока растет. Она не может развиваться как надо среди… взрослых. Взрослых, ушедших так далеко вперед от всего известного нам, что после того, как они находились в одной комнате с тобой, ты даже не помнишь, как они выглядели.

Лессингу понадобилась добрая минута, чтобы до него дошел смысл сказанного Дейком. Потом он резко выпрямился и сказал:

— Ох, нет! Это невозможно. Ну, я бы знал…

— Тебе нужно, — рассеянно заметил Дейк, — посмотреть, как мой парнишка играет в бейсбол. Пока он играет, это для него самая важная вещь на свете. Другие ребята даже не догадываются, что он способен думать о чем-то, кроме игры.

— Но… золотой ливень, к примеру, — запротестовал Лессинг. — Присутствие бога… даже…

— Постой минуточку! Постой! Ты же помнишь, как пришел к мысли о боге. Увидел то, что выглядело как золотой дождь, вспомнил легенду о Данае, понял, что все происходит с