европейцы й особенно англичане стали воплощением некоей более справедливой и прогрессивной идеи. Эти люди, ставшие до определенного времени опорой британской власти в Индии, были представителями двух социальных групп: «людей пера» (индусского и мусульманского чиновничества и «интеллигенции») и купечества. Можно предположить, что бенгальские купцы финансировали Клайва и помогали ему в борьбе против наваба именно потому, что связывали с установлением английского контроля над Бенгалией надежды на более защищенные и комфортные условия для себя и своей коммерции, чем те, которые существовали при навабе.

Придя в Индию, европейцы нашли немало тех, кто, с одной стороны, разочаровался в существовавших феодальных порядках, а с другой — мог понять и оценить многие аспекты социально-политического строя и культуры Запада. Среди них был, например, тамильский купец Ананда Ранга Пиллей (1709–1761), служивший в 40-х годах XVIII в. главным торговым агентом при Франсуа Дюплексе, французском губернаторе Пондишери, и оставивший интереснейшие мемуары. В этом тексте отражены глубокий интерес Ананды Ранги к общественному устройству европейских стран, а также его убежденность в том, что это устройство разумней и справедливей того, которое существует в Индии. Сын и духовный наследник выдающегося мусульманского мыслителя Шаха Валиуллы Дехлави Абдул Азиз (1745–1823) был страстным противником английского господства и осуждал тех мусульман, которые шли на английскую службу и изучали английский язык, чтобы угодить новым хозяевам; вместе с тем он высоко ценил достижения науки и техники европейцев и считал, что только для их изучения необходимо знание английского языка. Гулам Хусейн Салим, автор «Истории Бенгалии» (1786–1788) был убежден в том, что новые хозяева Бенгалии, англичане, — «удивительные мастера и изобретатели», не имеющие себе равных «в справедливости и законности своей администрации, благополучии подданных, поддержке слабых, уничтожении тиранов». Разумеется, и Ананда Ранга Пиллей, и Гулам Хусейн Салим могут быть обвинены в элементарном стремлении льстить тем, кому служили. Но несомненно, что тамильский купец и бенгальский чиновник-мусульманин видели в «новом порядке» более справедливое общественное устройство, чем то, которое существовало в Индии.

Особенно выраженным был этот мотив у Мирзы Абу Талиба, который еще до поездки в Англию написал историю Авадха, по силе своего разоблачения темных сторон жизни индийского княжества не знающую равных в индийской литературе того времени. Приводя убийственные примеры того, как «наваб проявляет трогательную заботу обо всем, кроме народа», Абу Талиб сетует на расточительность двора, коррупцию, развал армии, разорение крестьян и ремесленников и приходит к выводу, что единственным выходом из кризиса может быть переход княжества под английский контроль: «Администрацию должен возглавить знающий Индию англичанин. Расходы наваба должны быть ограничены, и пусть он не имеет права голоса в военных и налоговых делах. Английские офицеры должны обучить армию. Следует избавиться ото всех старых чиновников, сборщиков налогов и прочих, преисполненных чванства и расточительства, а на их место назначить людей бедных и среднего достатка. Налог должен быть таким, чтобы, уплатив его, человек мог жить в благополучии».

Руками англичан, таким образом, Абу Талиб мечтает привести в Авадхе к власти «третье сословие» и осуществить реформы. Отвечая воображаемому оппоненту, советующему не верить англичанам, Абу Талиб резюмирует: «Наш народ живет сейчас в таких условиях, что худшее обращение с ним невозможно. Пусть лучше пострадают те немногие, кто сейчас преуспевает и грабит тысячи людей, но результатом будет благополучие этих тысяч». Здесь очевидно зарождение того взгляда, который будет присущ всем индийским реформаторам и просветителям следующего века: английское господство — горькое, но необходимое лекарство для тяжело больного общества, единственное оружие против «тирании раджей и навабов», единственная возможность для Индии модернизироваться. Подобно тому, как некоторые европейские мыслители видели на Востоке «царство духа» и «просвещенную монархию», Абу Талиб и его единомышленники идеализировали Запад как царство прогресса и справедливости. К своим запискам о поездке в Европу Абу Талиб приложил сочиненную им оду, в которой воспевал Коперника и Ньютона. Проехав в 1801 г. через Францию, он включил в свои записки историю Французской революции и краткое жизнеописание Наполеона — очевидно, первые, вышедшие из-под пера индийца. Главной причиной революции он называет возмущение народа тиранией короля — еще в авадхской хронике он заявлял, что такое восстание в его родном княжестве было бы желательным, но невозможным «из-за апатии народа, его привычной покорности индийским обычаям, отсутствия единства и военной помощи англичан навабу». Наполеон же привлек симпатии Абу Талиба главным образом тем, что сумел сделать головокружительную карьеру, будучи человеком незнатного происхождения. Это, видимо, было связано с симпатиями автора к тем, кто не принадлежал к знати и был, по его убеждению, более полезен для страны, чем наваб и его придворные.

Интересно, что англичане видели в знакомстве индийцев с идеями Французской революции прямую угрозу своим интересам. В 1795 г. английский резидент в Хайдарабаде писал главе маратхской конфедерации об опасности «группы людей во Франции, которые называют себя философами и защитниками прав человека. Они проповедуют новую веру, отрицающую бога, выступают против государей и знати, которых считают тиранами». Типу Султан был хорошо осведомлен о Французской революции и позволил служившим у него французам основать в Майсуре якобинский клуб. Разумеется, его привлекали не эгалитарные идеи революции, а те энергичные и смелые люди, которых она привела к власти. С ними майсурскому султану было легче вступить в союз против Англии, чем с представителями королевской власти, которые не раз обманывали его отца и его самого. Быть может, именно своим низким происхождением и личной храбростью генерал Бонапарт был симпатичен Типу, которого все индийские князья презирали как плебея. Как бы то ни было, одним из пунктов ультиматума, предъявленного Типу Султану генерал-губернатором Уэлсли[34] перед началом последней англо-майсурской войны, было требование выдать англичанам всех «французских якобинцев», служивших в Майсуре, на что Типу ответил гордым отказом.

Не в первый раз в своей истории Индия переживала хаос междоусобных войн и становилась жертвой завоевания. Но никогда еще завоевание не влекло за собой столь далеко идущих последствий. При этом не следует думать, что в XVIII в. и даже впоследствии английское завоевание ознаменовало радикальный переворот в жизни Индии. Сама власть английской Ост-Индской компании в Индии по своей структуре и содержанию являлась, как подчеркивают современные исследователи (например, Р. Инден), в значительной степени феодальной, особенно на раннем этапе. Не случайно многие индийцы воспринимали Компанию как некую знатную даму, родственницу и вассала британского короля. Она и сама охотно претендовала на роль преемницы Моголов. В договорах, которые заключала Компания с индийскими князьями, было немало черт традиционных для Индии отношений: князья становились такими же данниками и вассалами Компании, какими некогда были у Моголов. Как некогда