сказать, небо ли отдаёт часть своей синевы реке, или сама река отражается в небесном зеркальном потолке. У высокого берега цвели огромные белые лотосы с нежно розовеющей сердцевиной, и Ландыш нисколько бы не удивилась, если бы из фарфорово-хрупкой чаши высунулась крылатая фея. Тогда сказка воплотилась бы в реальность окончательно. Река как гостеприимная хозяйка ждала своих неведомых гостей, ради которых она разоделась в струйные шелка и приготовила свой нектар в чашах-лотосах. И самым огромным цветком плавало в ней отражение белого Храма с заострёнными лепестками нескольких башен по его верху. Ландыш сложила ладошки от восхищения, почти любя в данный миг мага, приведшего её к такой вот красоте. О которой она и не подозревала, обитая так близко отсюда, благодарная ему за феерическое зрелищное наслаждение. Оставалось загадкой, почему Фиолет ни разу не показал ей эти места, где он жил немалое время.

– Неужели возможно человеку обитать в такой природной роскоши и не стать художником! – воскликнула она. – Я бы каждый день рисовала тут гениальные картины, сочиняла бы распрекрасные песни.

– Живи тут, – отозвался маг, не то шутя, не то серьёзно.

– Где же? Или ты построишь для меня шалаш на берегу реки?

– Зачем шалаш? У меня рядом с Храмом пустая уютная гостиница есть. Редко кто сюда заезжает из почётных гостей, а местные и так живут поблизости.

– Ты забыл, что у меня есть муж?

– Нет у тебя никакого мужа, – упрямо опровергал её маг, – у тебя глаза женщины, которую никто не любит. Я бы сказал, что ты одинокая, и душа твоя не востребована пока никем, но ведь ты совсем юная девушка. У тебя всё впереди. Сознайся, что ты придумала про мужа и ребёнка?

Ландыш задумалась над его странными речами. Разве Радослав её не любит? Прежде так и было, но не теперь.

– Нет. Не придумала.

– Тогда вот что. Твой муж не нуждается в тебе. Не знаю, в силу каких обстоятельств он с тобой, но я чувствую, по-настоящему твоя душа ещё и не просыпалась.

– Твои речи мне непонятны, – сказала ему Ландыш. Он сел на прибрежную траву. Она была усыпана россыпью белых и синих мелких цветочков. Иные цветы возвышались над травой на высоких стеблях. Их не до конца раскрывшиеся алые бутоны казались полураскрытыми губами, тянущимися к воде. Жужжали насекомые. Ландыш, боясь их, не стала садиться рядом. Вдруг заползут под платье и укусят? – Почему ты так сказал?

Кипарис сорвал травинку и стал её жевать, – Видишь ли, моя небесная красавица, когда девушку никто не любит, никто ещё не вошёл в её сердце, то даже самая красивая и весёлая по виду девушка в глубине своей души грустная. Ты выглядишь одинокой. От того ты и бродишь по городу, что твоя душа занята поисками того, кого ей и не достаёт. Но ты даже не осознаёшь того, поскольку у тебя, вроде бы, есть семья, какие-то заботы, ведь по видимости место рядом с тобою занято. А муж или кто там у тебя, он от тебя далёк своими мыслями, не принадлежит тебе своей душой. Хотя я и предполагаю, что он может сильно тебя желать из-за твоего телесного очарования.

Ландыш нагнулась над алым бутоном и дотронулась до него. Он неожиданно с лёгким щелчком открылся, так что она отшатнулась.

– Видишь, с какой готовностью он откликнулся на ласковое прикосновение к себе, уловив твоё любование. И это растение. А уж женская душа в юности готова распахнуться навстречу любому, кто к ней прикоснётся. Но ведь часто так бывает всего лишь под воздействием солнечного мгновения, краткого и случайного восхищения, не влекущего за собою никакого серьёзного чувства.

– А мужская душа?

– Тут всё несколько сложнее. Хотя и проще, примитивнее даже. У мужчин же тело с его инстинктами и душа с её чувствами могут функционировать раздельно, а у женщин нет.

– У тебя так было? Когда ты обладал женщиной, не любя её? Просто потому, что возникло сексуальное влечение?

– Конечно. Но иногда бывает и так, что случайное влечение перерастает в серьёзное чувство. И вовсе не потому, что женщина того стоит, а потому, что душа того жаждет. Духовных радостей. Они многомерны в отличие от похоти, одинаковой для всех тварей, даже для насекомых. Да ведь и в мир насекомых мы не вхожи. Кто знает, какие ощущения их сотрясают, когда они летят к прекрасным цветам, находя их повсюду.

Переборов свой страх перед насекомыми, Ландыш присела рядом с ним. Она опять не могла отвести взгляда от профиля мага. Кипарис был задумчив и печален. Он смотрел на достаточно далёкий другой берег. Именно в профиль он особенно был похож на Кука. – Хочешь, я покатаю тебя на лодке? – спросил он. – Поплывём на другой берег, и я покажу тебе издали «Город Создателя». Издали он напоминает волшебную мечту, войти в которую – предел желаемого счастья для человека. Но в действительности там очень скучно. Там всё упорядоченно как в бездушном механизме, и люди там обесцвечиваются за короткое время, утрачивают свою неповторимую индивидуальность. При условии, конечно, что она у них была изначально. Ведь многие люди, как я стал недавно думать, с самого своего появления не являются настоящими. Они вроде подделок.

– Кто же их изготовил? – засмеялась Ландыш, – и для чего?

– Создатель и изготовил. Для того, чтобы у настоящих людей не было ощущения того, что их очень мало на самом деле. Чтобы дать всем иллюзию, что жизнь вокруг возникла давным-давно, а не вчера, скажем. Чтобы у людей не возникало сомнения в правильности заведённых порядков и устроения всего. Если так было задолго до нас, значит, так и должно быть вечно. Поэтому большинству и не надо никаких глубинных смыслов, никакой высшей справедливости, гармонии, никакой любви. Они живут как пчелиный рой – живой и гудящий, но механизм. Вот представь, ты возникла, а вокруг огромный и незаселённый континент, мало людей, никаких тебе «Городов Создателя». Что бы ты стала делать?

– Не знаю. Жить, конечно.

– Вот именно. Но жить по-настоящему, ценить всякую ближнюю душу как неповторимую и редчайшую. Не толкаться, не злиться, не драться и не стремиться к паразитированию. Поскольку своя разумная голова на что-то же и дана. Самим изобретать себе дома, устраивать быт, любить ту, к кому влечёт, лелеять детей как своё любовное творение, как устремление в будущее, как величайшее счастье быть сопричастным вечности.

– Красиво говоришь. Ты нашёл свою подлинную, а не поддельную половину? Хочешь, отгадаю? Нашёл, но почему-то утратил. Или пренебрёг, а теперь тоскуешь.

– К чему создавать такие прекрасные Храмы,