Адмирал Нимиц использовал личную дружбу президента Трумэна, чтобы дать ему военно-морское «образование». Чтобы помочь Трумэну забыть его артиллерийское прошлое, Нимиц устроил для него в Малом Белом доме[73], рядом с Ки-Уэст-Навал[74], место отдыха. Здесь он организовывал для Трумэна походы на подводных лодках, в том числе на одной атомной. Он сопровождал президента на некоторые крейсера, чтобы продемонстрировать, на что они способны. Расположение Трумэна к армии никогда не ослабевало, но после «уроков» Нимица он проникся особым уважением к флоту.

Однажды миссис Нимиц была удивлена звонком леди Балфур, супруги посла Великобритании. «Миссис Нимиц, — сказала она, — Уинстон Черчилль только что вернулся из Флориды, где отдыхал, и хочет побеседовать с вашим мужем. У него никогда не было такой возможности. Я спросила, с кем он хотел бы встретиться, и он ответил: «Только с Нимицем. Хочу встретиться с адмиралом Нимицем». Можем ли мы с вами устроить эту встречу?» Последовала небольшая пауза, и леди добавила: «Вы придете сегодня к нам на ужин?»

«Это сложно, — ответила миссис Нимиц, — мы уже приглашены». Тем не менее, подумала она, надо посмотреть, что можно сделать; она знала, что адмирал Нимиц больше всего хотел бы встретиться с Черчиллем. Кэтрин позвонила чете, пригласившей их на ужин, и объяснила ситуацию. Те ответили, что все в порядке и они не обидятся. Вот почему Нимицы ужинали в тот день в британском посольстве. За столом было лишь несколько человек, так как Черчилль объявил: «Мне не нужен официальный прием; я хочу поговорить с Нимицем».

После обеда, когда все вернулись в гостиную, Черчилль допил виски и выкурил одну из своих огромных сигар, тех, которые так поражали доктора Андерсона. Затем он усадил Нимица рядом с собой.

Черчилль спросил: «В каком звании вы начинали войну?» Нимиц ответил, и Черчилль назвал свое. После этого начался живой и искренний разговор, который длился полтора часа. Оба получили огромное удовольствие от собеседника.

Конечно, адмиралу Нимицу присуждались почетные степени многих университетов, и он находил время принимать их. Вероятно, самое большое удовольствие он получил, когда Ричмондский университет присудил ему степень доктора юридических наук. Генерал Эйзенхауэр, коллега Нимица. в Объединенном комитете, получил ту же степень того же университета во время той же церемонии. Присвоение было организовано Дугласом Фриманом, ректором университета и его редактором-историком, книгами которого восхищались и Нимиц, и Эйзенхауэр. После церемонии Фриман чествовал генерала и адмирала на приеме, устроенном в саду. Оба пятизвездных офицера охотно позировали газетным фотографам с коктейльными стаканами в руках.

Когда фотография, одобренная обоими, была опубликована, местные пуритане обрушили на газеты шквал возмущенных писем, к великому изумлению новоиспеченных юристов.

Командующий морскими операциями по традиции является президентом Военно-морского института США, а также является членом его контрольного совета, который во времена Нимица действовал как редакционная коллегия. Обязанностью Нимица было чтение многочисленных рукописей книг, которые готовил к изданию Институт, и статей, предназначенных для ежемесячника «Труды Военно-морского института США». Кроме того, он должен был назначать собрания коллегии Института на территории Военно-морской академии в Аннаполисе. На первый взгляд, это была еще одна обуза для и без того перегруженного обязанностями командующего морскими операциями, но на деле это занятие доставляло Нимицу особенное удовольствие; Он читал быстро, умел хорошо угадывать, что хотят прочитать флотские офицеры и что из военно-морской литературы стоит читать. Особенно строго он относился к языку и был врагом многословия и расплывчатых, неясных выражений. Его синий карандаш безжалостно вычеркивал все ненужное или уводящее в сторону в рукописях, которые адмирал просматривал для Военно-морского института.

Хотя министр Форрестол и пытался не допустить Нимица на пост командующего морскими операциями, но раз уж адмирал стал исполнять эту должность, они работали вместе согласованно и эффективно. Частично это было результатом обыкновения Форрестола извлекать максимум пользы из ситуации, которую не был в состоянии предотвратить или изменить. С другой стороны, сыграли свою роль открытость Нимица, его способность к сотрудничеству и легкость в общении, ибо, как говорила Нэнси, «он был человеком, на которого невозможно обижаться». Вероятно, самым важным было то; что оба они, как правило, придерживались одного взгляда на возникавшие проблемы.

Нил Дитрих, бывший помощником и Кинга, и Нимица, говорил:

Несмотря на дух сотрудничества между министром и командующим морскими операциями и атмосферу непринужденности, которые Дитрих наблюдал во время их встреч, Нимиц все же чувствовал, что между ним и министром все же существует некоторая напряженность. Нимиц знал, насколько талантлив и способен министр, однако его часто ставила в тупик личность Форрестола. Замкнутый, загадочный Форрестол никогда не мог до конца свободно чувствовать себя в обществе Нимица — была какая-то полупохороненная в его сознании вражда по отношению к власти, особенно если эта власть облечена в военную форму..

Вероятно, Нимиц был наиболее полезен Форрестолу в качестве представителя флота в комитетах Конгресса. Адмирал всегда тщательным образом готовил тезисы своих выступлений. Он держался честно, открыто и решительно. Его мнения, всегда ясно выраженные, были авторитетны и убедительны. «Когда адмирал появлялся на Холме, его очень хорошо принимали в комитетах, — вспоминает Честер Брутон. — Он никогда не говорил свысока, но и не заискивал».

Форрестол и Нимиц быстро пришли к выводу, что продолжать сопротивляться объединению вооруженных сил бесполезно, так как эту идею одобряли президент, высшие чины сухопутных войск и ВВС и, видимо, большинство Конгресса, от которого зависело окончательное решение. Тщетным также казалось возражать против выделения ВВС в самостоятельную военную структуру — время для этого, видимо, уже пришло. Предметом размышлений министра, адмирала и других руководителей флота было предотвращение полного слияния военных сил — ситуации, при которой всесильный гражданский министр будет распределять посты, и направлять политику, а военный руководитель штаба будет управлять операциями. Кроме того, они старались сохранить для флота Морской корпус и морскую авиацию.