«Премьер-министр Черчилль маршалу Сталину. 6 января 1945 г.

На Западе идут очень тяжелые бои, и в любое время от Верховного Командования могут потребоваться большие решения. Вы сами знаете по Вашему собственному опыту, насколько тревожным является положение, когда приходится защищать очень широкий фронт после временной потери инициативы. Генералу Эйзенхауэру очень желательно и необходимо знать в общих чертах, что Вы предполагаете делать, так как это, конечно, отразится на всех его и наших важнейших решениях. […] Согласно полученному сообщению наш эмиссар вчера вечером находился в Каире, будучи связанным погодой. Его поездка сильно затянулась не по Вашей вине. Если он [эмиссар Черчилля, Главный маршал авиации Теддер] еще не прибыл к Вам, я буду благодарен, если Вы сможете сообщить мне, можем ли мы рассчитывать на крупное русское наступление на фронте Вислы или где-нибудь в другом месте в течение января. Я никому не буду передавать этой весьма секретной информации, за исключением фельдмаршала Брука и генерала Эйзенхауэра, причем лишь при условии сохранения ее в строжайшей тайне. Я считаю дело срочным»[654].

Нетрудно себе представить, какое огромное удовольствие это послание доставило Сталину. Он три года выпрашивал помощь у союзников, а теперь они умоляют его помочь. Письмо Черчилля признаёт могущество Красной армии на заключительном этапе войны. С великолепной невозмутимостью Сталин отвечает на следующий день: «К сожалению, главный маршал авиации г-н Теддер еще не прибыл в Москву. Очень важно использовать наше превосходство против немцев в артиллерии и авиации. В этих видах требуется ясная погода для авиации и отсутствие низких туманов, мешающих артиллерии вести прицельный огонь. Мы готовимся к наступлению, но погода сейчас не благоприятствует нашему наступлению. Однако, учитывая положение наших союзников на западном фронте, Ставка Верховного Главнокомандования решила усиленным темпом закончить подготовку и, не считаясь с погодой, открыть широкие наступательные действия против немцев по всему центральному фронту не позже второй половины января. Можете не сомневаться, что мы сделаем все, что только возможно сделать для того, чтобы оказать содействие нашим славным союзным войскам»[655].

По продолжительности и тщательности подготовки операция, получившая впоследствии название Висло-Одерской, не имеет равных себе в истории советско-германской войны… если не считать немецкое внезапное нападение 22 июня 1941 года. Объясняется это как политическими соображениями, так и сложностями со снабжением. В политическом плане Сталин был последователен: никаких импровизаций, никакой спешки, никакого ненужного риска. На данном этапе войны недопустимыми стали любые ошибки. Поскольку за каждую из них пришлось бы расплачиваться политическими уступками. Поэтому маршалам было дано достаточно времени на обдумывание планов и подготовку операции.

Еще одной серьезной причиной задержки стали проблемы со снабжением. Отступая, немцы оставили позади себя совершенно опустошенную дорогу от Минска до Вислы. Мосты, вокзалы, станции, железнодорожные стрелки, перекрестки шоссейных дорог – все было уничтожено. Сотни километров рельсов были вырваны специальной машиной, оборудованной ковшом экскаватора. С августа 1944 по январь 1945 года автодорожные и железнодорожные части одного только 1-го Белорусского фронта Жукова, насчитывавшие 50 000 человек, починили 3000 км автодорог, 11 000 км телеграфных и телефонных линий, построили 562 новых моста[656]. Основную работу пришлось проводить на Висле. Для снабжения Магнушева и Пулав – плацдармов фронта Жукова на противоположном берегу реки – пришлось построить шесть мостов грузоподъемностью 60 тонн, пять тридцатитонных и два шестнадцатитонных, и все более километра длиной. В декабре уровень воды в Висле поднялся, лед взломался и скопился у опор мостов, которые держались с большим трудом. К каждому мосту были спешно посланы две саперные роты, которые в течение месяца дважды в день взрывали самые опасные нагромождения льда.

Количество перевезенного снаряжения феноменально и соответствует размаху намеченной операции: 160 000 тонн боеприпасов, 60 000 тонн дизельного топлива, 200 000 продуктов питания только для войска Жукова. На двух небольших плацдармах 1-го Белорусского фронта скопилось невообразимое количество войск. В Магнушеве, на 800 км[657]– площадь Парижа с ближайшими пригородами – насчитывалось 23 дивизии: 220 000 человек в строевых частях, 5348 артиллерийских орудий, 10 000 автомобилей и 30 000 лошадей! Повсюду высились горы ящиков, бочек, пирамиды снарядов, горы снопов сена, бесконечные ряды понтонных средств. Аэродромы забиты самолетами, боеприпасами, запчастями, подвесными резервуарами с горючим для танковых бригад. Сами эти бригады, из-за нехватки места, вынуждены были оставаться на восточном берегу Вислы, прячась в лесах. Люди и техника укрывались в раскисших от грязи траншеях, под протянувшимися на километры камуфляжными сетками и тканями; в воздухе непрерывно патрулировали истребители. Несмотря на накопленные огромные запасы, Жуков знал, что у него недостаточно горючего, чтобы 80 000 его танков, самоходок и машин могли одним рывком дойти до Берлина и даже до Одера. Он запросил еще «малость»: 40 000 тонн. Это частично объясняет февральскую остановку на Одере. Несмотря на всевозможные суррогаты (делали даже спирто-керосиновую смесь!), недостаточное снабжение горючим будет тормозить советское наступление сильнее, чем сопротивление немцев.

На протяжении трех месяцев Жуков устраивал своим войскам суровые тренировки, тем более необходимые, что в качестве пополнения пришли сотни тысяч людей без военной подготовки – прибалты, белорусы, украинцы. Как обычно, Жуков с особой тщательностью готовил к предстоящей операции своих генералов и их штабы. 8 – 10 декабря он провел крупную военную игру на картах для командующих армиями, вызванных им в Седльце[658]. На ней проверялись способности армий к взаимодействию, умение использовать средства связи, намечались места для КП. Повторялись необходимые меры для соблюдения секретности. Малинин, начальник штаба фронта, намечал цели, разрабатывал график, рассчитывал темпы наступления. Военные игры прошли на всех уровнях, вплоть до полкового. Штабы изучали препятствия на пути будущего наступления, границы ответственности между соединениями, методы взаимодействия между родами войск. 4 января Жуков собрал на новую военную игру авиационных генералов, а также командующих армиями, которым предстояло сыграть в операции решающую роль: Берзарина (5-я ударная), Чуйкова (8-я гвардейская), Катукова (1-я танковая) и Богданова (2-я танковая). Четыре штаба по многу раз отрабатывали важный и деликатный момент – ввод в прорыв танковых корпусов.