– А что, Игорь Викторович, это идея! И в самом деле стоит попробовать. Я сегодня же приготовлю альбом и карандаши, которые будут теперь постоянно лежать рядом с постелью Маршана. Думаю, что и он сам заинтересован в поимке злодея. А нарисовать портрет своего врага он сможет и лежа. Как только он очнется, я проведу с ним блиц-опрос, а потом попрошу нам помочь. Вот только когда он очнется?

– Только учти, что мы сегодня вечером выезжаем из Митавы. Так что весьма желательно, чтобы он очнулся побыстрее. И к моменту начала нашего движения было бы совсем неплохо получить портрет иезуита. Тогда наше знакомство с ним произойдет в самое ближайшее время.

– Я все понял, Игорь Викторович, – сказал Алан. – Разрешите идти?

Глава 6

«Маска, а я вас знаю…»

19 (31) мая 1801 года. Ганновер.

Мсье Пьер Бланшар. Негоциант из Марселя. Он же Первый консул Франции Наполеон Бонапарт

Вот я и в пределах Пруссии. Точнее, на тех территориях, которые два месяца назад оккупировали войска прусского короля, блокировав устья рек Везер, Эльба и Эмс. Самое забавное, что заставил короля Пруссии занять Ганновер не кто иной, как русский император Павел.

Ведь курфюршество Ганновер считалось владением британского короля и находилось в личной унии с династией, с 1714 года правящей в Англии. Наряду с Францией, гарантом территориальной целостности Германской империи являлась Россия, поскольку решения Тешенского конгресса 1779 года де-юре оставались в силе.

Император Павел I, используя союзнические отношения с Пруссией, подталкивал короля Фридриха Вильгельма III к захвату Ганновера. В марте 1801 года царь отправил русскому посланнику в Берлин письмо с повелением: «Объявите, сударь, королю, что ежели он так и не решится занять Ганновер, то вы должны покинуть его двор в двадцать четыре часа». Почему я знаю об этом письме? Да потому, что другой курьер привез в Париж русскому послу послание, предназначенное лично мне. В нем он сообщал мне о содержании письма, направленного Павлом прусскому королю, и приглашал меня ввести мои войска на территорию Ганновера в случае, если прусский король не решится оккупировать владения британского короля. Я, конечно, не стал спешить, и в конце концов все получилось так, как мне и хотелось – пруссаки вошли в Ганновер, тем самым окончательно испортив отношения с Англией, и король Фридрих стал моим вынужденным союзником.

Сейчас здесь все были перепуганы и встревожены. Известия о разгроме эскадры адмирала Нельсона дошли до властей Ганновера. Проанглийская партия была подавленна и растерянна, профранцузская же, наоборот, ликовала, ожидая дальнейших побед Франции и России над зазнавшимися островитянами. Если бы они знали, что мы задумали с русским императором! Только всему свое время.

Несколько дней назад через Ганновер в Кёнигсберг проехало мое официальное посольство во главе с генералом Дюроком. По сообщениям моих агентов, кортеж был с почетом встречен прусским гарнизоном. Французскому представителю и нашему знамени отдали все положенные воинские почести. Что ж, это меня порадовало. В моих планах я не рассчитывал на участие пруссаков в Индийском походе против британцев. Да и интересы короля Фридриха были направлены отнюдь не на Восток. Традиционно Пруссия боролась с Австрией за влияние в германском мире. Я полагаю, что Австрия, являющаяся врагом Франции, должна быть серьезно ослаблена. Ну а с Пруссией я как-нибудь договорюсь. Многие в Берлине еще помнят времена Большого Фрица, когда пруссаки не раз били посуду на австрийской кухне. Правда, и нам от него тоже доставалось. Достаточно вспомнить Россбах[114].

Ну а что касается русских… С ними следует вести себя осторожно. Россия – огромная страна, которая еще не почувствовала свою силу. Если же она ее почувствует! Мне даже страшно подумать, что смогут сделать русские, если во главе их державы встанет сильный монарх. Павел, конечно, умный и честный человек, но честность в наше время не тот товар, который пользуется спросом. Но у императора есть сыновья. Со старшим – Александром – вроде все ясно. Мне доложили о том, что Павел не простил ему участия в заговоре и удалил его от себя. Константин, который участвовал в Итальянском и Швейцарском походах, показал себя храбрым воином, правда, не слишком хорошо разбирающимся в военном деле. Да и правитель из него будет неважный. К тому же в Италии и Швейцарии он сражался против французов. И, как мне сообщили, испытывает к нам неприязнь. А это опасно…

А третий сын – Николай – пока еще слишком молод. Но, как известно, молодость – недостаток, который со временем проходит. Надо обратить внимание на этого юнца. Может быть, послать к нему умных и тактичных воспитателей, которые сделают из него горячего поклонника всего французского. Из Кёнигсберга я пошлю принцу Николаю подарок – пусть он почаще вспоминает l’oncle Napoléon[115].

И что самое главное – надо будет как-то наладить контакт с новыми людьми из окружения императора Павла. Буду ждать сообщений от Дюрока, есть надежда, что он расскажет мне об этих людях…

* * *

20 мая (1 июня) 1801 года. Санкт-Петербург.

Патрикеев Василий Васильевич, журналист и историк

Получив сообщение от Игоря Михайлова о том, что произошло в Митаве, я не стал спешить с докладом о нем царю. Во-первых, следовало на месте разобраться – что это было. Одно дело, если просто чисто личная разборка между горячими французскими парнями, и другое дело – покушение на убийство, густо замешенное на политических интригах. Во-вторых, надо тщательно расспросить выжившего куафера, чтобы тот рассказал нам все о себе. Похоже, что он работал на нашего будущего союзника – Наполеона Бонапарта.

Сама принадлежность мсье Маршана к спецслужбам иностранного государства криминалом не являлась. В конце концов, такие люди были, есть и будут – без агентов (шпионов) ну никак не обойтись. Другое дело, требовалось узнать, что именно интересовало Наполеона.

Я не очень люблю все эти штучки-дрючки в стиле Иоганна Вайса. Поэтому мне захотелось посоветоваться обо всем с Бариновым, который вслед за Игорем Михайловым волею царя из подполковников стал генералом. Николай остался в Питере «на хозяйстве» и занимался у нас разведкой-контрразведкой.

– Приветствую, Василий Васильевич, рад вас видеть, – любезно встретил меня Баринов. – Вы, наверное, по поводу поножовщины, случившейся в Митаве?

– О ней самой, Николай Михайлович. Вам не кажется, что посольство наше постепенно превращается в какой-то вестерн? И это всего лишь начало – а что будет к концу его?

– Мы постараемся, чтобы ничего страшного не произошло, – усмехнулся Баринов. – Не сегодня-завтра наши ребята