Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Иосиф Волоцкий, тщетно ожидавший от великого князя обещанных им строгих мер против ереси, вновь и энергически принялся за это дело. Он написал послание духовнику Ивана III, архимандриту Андроникова монастыря Митрофану; рассказал ему о прежних беседах с государем и его обещаниях и убедительно просил Митрофана, чтобы тот неотступно напоминал государю об исполнении этих обещаний, ибо время уходит, а ересь умножается и производит великий соблазн в народе. На сей раз общие усилия Иосифа и Митрофана увенчались успехом. Великий князь, уже удручаемый болезнями, готовясь к близкой смерти, склонился на их убеждения и в декабре 1504 года созвал в Москве новый церковный собор на новгородских еретиков. Иосиф явился здесь главным и ревностным их обличителем. Еретики были не только преданы церковному проклятию, но главные из них осуждены на смертную казнь. Сия последняя напомнила испанское аутодафе того времени. В Москве сожгли в клетке дьяка Волка Курицына (брат Федора), Митю Коноплева, Ивашка Максимова, а в Новгороде сожгли Некраса Рукавова, юрьевского архимандрита Касьяна с братом Иваном и некоторых других. Прочих уличенных в ереси заточили по темницам и монастырям. Вслед за тем скончалась в заключении и невестка великого князя Елена. Эти казни хотя не прекратили совершенно ереси, тем не менее навели страх и нанесли ей решительный удар. Иосиф простер свою ревность до того, что восстал против помилования тех еретиков, которые изъявляли раскаяние; противодействуя ходатайству за них заволжских старцев, он называл это раскаяние притворным и убеждал великого князя не верить им. Впрочем, с такими убеждениями ему пришлось обращаться уже к сыну и преемнику Ивана III, Василию.
Иосиф Волоцкий в данном случае является таким же крайним представителем русского ума, какими были новгородские еретики в противуположном, то есть отрицательном, направлении. Он хотел вырвать их учение с корнем и не соглашался ни на какие сделки, ни на какие уступки, ради сохранения церковного здания в полной целости и неприкосновенности. Не скоро потом в русских умах улеглось брожение, поднятое мниможидовской ересью, которая и доселе остается не вполне разъясненной. К сожалению, мы не имеем никаких писаний, где бы сами еретики излагали свое учение. Во всяком случае, это брожение и энергический отпор, встреченный еретиками, внесли немало оживления в область русского религиозного мышления, которому угрожал застой при полном его подчинении внешней церковной обрядности; следовательно, имели свои добрые последствия.
Любопытна судьба самого начального борца с этой ересью, архиепископа Геннадия. Ему не пришлось участвовать в торжестве своего дела; он не присутствовал на соборных заседаниях 1504 года. Едва окончился предыдущий собор, строго запретивший брать какую-либо плату за поставление священников, и едва Геннадий воротился в Новгород, как первый нарушил соборное постановление 1503 года и стал взимать мзду с новоставленных пуще прежнего. Впрочем, летопись главную вину в этом случае приписывает его любимому дьяку Михаилу Алексееву, злоупотреблявшему доверием владыки. По доносу недоброжелателей Геннадия великий князь и митрополит немедленно велели «обыскать», то есть исследовать дело; после чего Геннадий был «сведен» с архиепископского престола и водворен в московском Пудовом монастыре, где и скончался спустя два с половиной года. Кроме борьбы с ересью, его несомненную заслугу составляет попытка поднять образование низшего духовенства заведением публичных школ. (Выше приведено было его послание митрополиту Симону о невежестве сельских священников и необходимости завести училища.) Мы упоминали о том, что прежде составленная пасхалия прекращалась в 1492 году от Р. X. с истечением 7000 лет от сотворения мира. Тогда же соборне решено было в Москве приступить к составлению пасхальных таблиц на восьмую тысячу лет. Геннадий принимал деятельное участие в написании этой пасхалии и успел составить таблицы на 70 лет[108].
Когда почти все земли Северо-Восточной Руси соединились в одно Московское государство, естественно, явилась для них потребность в устройстве однообразного суда, а для московских судей в общем сборнике законов, которым они могли бы руководствоваться при отправлении своих обязанностей в разных областях. Объединение правительственное необходимо было закрепить единством судебных форм и уставов. На эту потребность отчасти ответил Судебник Ивана III. Он был составлен, по его поручению, дьяком Гусевым и в 1497 году утвержден великим князем и Боярской думой для руководства, «как судить боярам и окольничим». В основу этого законодательного сборника положена все та же древняя Русская Правда; кроме того, он заимствовал разные статьи из областных уставных и судных грамот; особенно отразилось на нем влияние Псковской судной грамоты. Но Судебник далеко не обнимает всей юридической стороны современного ему русского быта, а преимущественно касается самых форм суда и связанных с ним судебных пошлин.
Известно, что древнерусское судопроизводство, кроме своей прямой цели, то есть правосудия, имело еще значение кормления для служилого сословия. Эта последняя сторона на практике иногда отодвигала на задний план главное назначение суда и тяжело ложилась на народ. Судьи и их чиновники старались взимать как можно более судебных пошлин и, кроме того, вымогали «посулы» или взятки; в таком случае кто более давал, тот и был прав. Судебник Ивана III строго запрещает брать посулы боярам, окольничим, дьякам и «всякому судне» и вместе с тем определяет количество законных пошлин. Пошлины эти вообще значительно понижены сравнительно с прежними уставными грамотами, например Двинской и Белозерской (общее правило Судебника брать боярину с виноватого от каждого искового рубля два алтына, то есть двенадцать денег по московскому счету, а его дьяку или тиуну восемь денег). Для областей существует суд наместничий и волостельский; но при этом различаются наместники и волостели, за которыми кормления с судом боярским, и такие, «которые держат кормления без боярскаго суда». Первые имели более власти и некоторые дела могли решать окончательно, даже присуждать к смертной казни. Но такие права были связаны только с наместничеством в немногих наиболее важных городах, каковы Новгород, Тверь, Нижний и некоторые другие. На суде наместника и волостеля должны присутствовать «дворский», «староста» и «лучшие люди», то же, что вышепомянутые «судные мужи» — представители земства на суде. Участие общественное или земское на суде выражается еще статьей, по которой достаточно было показания пяти или шести «добрых людей», что впервые обвиненный в воровстве есть действительный тать, и его наказывали без суда;