— Ваша родина так далеко? — с участием спросила Розарита, сердце которой в эту минуту было особенно открыто для сострадания.

— Я из Иллинойса, сударыня! — печально ответил траппер, продолжая идти вперед. — Слышите? — продолжал он после некоторого молчания. — Слышите шум, о котором я вам говорил?

В самом деле, вдали раздавались звуки, похожие на удары вальков по мокрому белью.

— Но, — прибавил траппер, внимательно прислушавшись к звукам, — когда бобры заняты подобной работой, они уже и не думают трогать мои западни. Я сейчас вспугну их.

Сказав это, траппер три раза издал такие громовые крики, что путешественники невольно вздрогнули: точно могучий рев ягуара потряс окрестности. При этих звуках стих прежний шум и даже водяные птицы смолкли. Заметив удивление путешественников, траппер улыбнулся и потом остановился.

— Мы у брода! — сказал он.

В эту минуту кавалькада достигла стрелки, образуемой двумя речными рукавами, которые в этом месте расходятся в разные стороны. Путешественники двигались теперь вдоль реки, при этом слева от них колыхалась высокая трава, скрывая от взоров равнину, а направо, на противоположном берегу реки, виднелся ракитник.

— Здесь, кажется, слишком глубоко, чтобы можно было перейти вброд.

— Вода мутная, оттого дна и не видно, — авторитетно заявил траппер. — Так как было бы несправедливо, чтобы я ради вашей милости шел по колено в воде, то не пустит ли меня кто-нибудь из вас к себе на лошадь? Хоть траппер неважный всадник, но я все-таки попытаюсь указать дорогу.

Франциско предложил свою лошадь, и американец неуклюже и не без труда уселся сзади его, после чего сказал ему:

— Поезжай прямо вперед!

Но конь ли пугался воды, или ноги траппера щекотали его бока, но только животное, несмотря на понукания, не шло в воду.

Тогда траппер, просунув свою левую руку под локоть Франциско, взял у него повод, но это не помогло делу.

— Встаньте рядом с нами! — сказал американец одному из слуг гасиендеро. — Идя рядом, лошади будут взаимно ободрять себя.

Слуга повиновался и, как верно заметил траппер, обе лошади вошли в реку.

Вдруг позади всадников из травы раздался такой же рев, какой внезапно испустил траппер, чтобы спугнуть бобров. Изумление, охватившее путешественников при этой неожиданности, быстро превратилось в неописуемый ужас.

Ответив подобным же криком, мнимый траппер — Эль-Метисо — по самую рукоятку всадил свой нож в спину несчастного Франциско и, сорвав его с седла одним рывком, сбросил в реку. После этого, отбросив свое ружье назад в траву, бандит схватил за узду шедшую с ним рядом лошадь и нанес всаднику смертельный удар, заставивший его полететь в воду вслед за товарищем.

Прежде чем гасиендеро и сенатор успели опомниться и подумать о защите, восемь индейцев, извещенные криками метиса, стащили их с лошади и унесли в высокую траву.

При виде индейцев, третий слуга направил свою лошадь в реку, но попал в глубокое место, так как брод был далеко отсюда, и его стало относить течением. Вдруг, по знаку метиса, из кустов противоположного берега раздался выстрел, и несчастный также кувырнулся в воду.

Пока один из индейцев бросился в реку, чтобы схватить лошадь, оставшуюся без всадника, Розарита, бледная как смерть, с помутившимся взором и полуоткрытым ртом, без крика рухнула с коня, увлекаемая руками мнимого траппера.

При виде огненных глаз пирата, при отвратительном прикосновении его рук, жадно обнявших ее, девушка тут только поняла, какая участь ей готовится. Тогда, испустив раздирающий душу вопль, она закрыла глаза почти в обмороке.

Однако прежде чем окончательно потерять сознание, ей почудился чей-то другой отчаянный крик, как будто произнесший ее собственное имя. Это был не голос ее отца, но другой хорошо знакомый ей и милый голос, прозвучавший в ее ушах как отголосок нездешнего мира.

«Благодарю тебя, Боже! — промелькнуло в глубине ее сознания с быстротой мысли. — Тебе было угодно, чтобы я, уходя из этой жизни, услышала его голос!» И глубокий обморок погасил сознание Розариты.

Почудившийся ей крик раздался в самом деле с противоположного берега, где старый пират и индеец стерегли несчастного Фабиана.

Оба пленника, крепко связанные, подобно Фабиану, который отделялся от них одной рекой, были отнесены индейцами в гущу травы, куда вскоре явился и метис, неся на руках все еще бесчувственную Розариту. Едва он успел положить ее рядом с отцом, как один из индейцев указал на облако пыли, поднимавшееся со стороны реки.

Вздернутые на остриях пик скальпы, развевавшиеся бизоньи плащи, мелькавшие в облаке пыли, которое время от времени пронизывали солнечные лучи, доносившееся по ветру ржание коней, — все предвещало прибытие отряда Черной Птицы.

Среди этой пыли мчались всадники, производя самые дикие движения, испуская пронзительные вопли. Яркие краски, покрывавшие лица этих бродячих рыцарей — грабителей пустыни, фантастические украшения, блестевшие на солнце томагавки и щиты, ударявшие в такт, придавали всей этой беспорядочной ораве отвратительный и в то же время устрашающий вид.

Вскоре и с той, и с другой стороны загремели крики: «Черная Птица, Кровавая Рука, Эль-Метисо!» Внезапно, точно сорвавшись с цепи, союзники метиса с сатанинскими криками ринулись вперед, как бы желая произвести яростную атаку. Затем всадники развернулись, описали на полном скаку круг около метиса и его индейцев и вдруг остановились точно вкопанные. Глубокая тишина сменила недавний шум. Метис стоял неподвижно в ожидании вождя, не делая навстречу ему ни одного шага. Черная Птица сидел еще прямо и крепко на лошади, хотя его лицо было искажено страданием от незажившей раны. Он тотчас узнал метиса, несмотря на его костюм, и протянул ему руку с видом спокойного и гордого достоинства.

— Краснокожий, сын белого, ждал своего союзника! — начал первым Эль-Метисо.

— Разве не сегодня третье солнце? — отвечал индейский вождь.

— Эль-Метисо не терял времени даром! — прибавил он, указывая пальцем на пленников. — Это еще не все. Там есть белый, сын Орла Снежных гор!

— А Орел и Пересмешник, что сталось с ними? Я вверил моему брату одиннадцать воинов, где они? — спросил Черная Птица суровым тоном, подавив первое движение радости, вызванное известием о захвате Фабиана.

— Девять из них отправились в царство теней, — ответил метис. — Но зачем вождь хмурит брови? Он день и ночь осаждал троих белых на острове Рио-Хилы. Что он сделал со своими воинами? Их пожрали речные рыбы; рука Черной Птицы надолго парализована. Между тем метис в продолжение двенадцати часов захватил Молодого Воина Юга и обезоружил Орла и Пересмешника, над которыми теперь издеваются буйволы, лани и дети индейцев!

— Орел и Пересмешник идут по нашим следам. Они раздобыли оружие и свой путь устилают трупами наших воинов!