едва различимые для уха звуки. После она взяла меня за руку и потянула за собой в проход. Затем положила мою ладонь на серп, висящий у меня на поясе.

Я не видел и не слышал упырей, однако их запах действительно заполнил все вокруг: даже я его чувствовал. Однако, оборванный мох и зловонные кучи на полу были единственными видимыми следами людоедов. Поблизости их все еще не было.

Мы шли около десяти минут, и я обнаружил на полу что-то блестящее. Подняв и рассмотрев вещицу, я понял, что это был браслет, сделанный из пластин драгоценного металла. За такую вещь на Остове можно было купить огромную жилую пещеру. Браслет мог принадлежать Командующей.

Я передал его Яшме. Она кивнула, ощупав его.

Браслет был с замком и не слетел бы с руки просто так, а людоеды не смогли бы снять его, не порвав цепочку. Выходит, хозяйка сама его сбросила.

Находка заставила нас ускорить шаг. Это был знак, что Хризолит была жива, когда ее увели сюда. Возможно, она жива до сих пор.

Вдруг тишину взорвал пронзительный крик, от неожиданности мы с Яшмой подскочили, бросившись поближе друг к другу. Пришлось зажать рты руками, чтобы не закричать самим.

Визг не прекращался, он длился еще несколько секунд, отражаясь от каменных стен. Несчастный заходился снова и снова. Его голос эхом разносился по тоннелям, заполняя все вокруг. Невозможно было понять, далеко он или близко, кричит разумный человек или один из неговорящих. Ясно было только то, что кричит мужчина.

Крепко сжав руку Яшмы, я медленно повел ее вперед.

Наконец, мы услышали новые звуки. Это был громкий хлесткий топот, то и дело прерывающийся, как будто бегущий останавливался. Похоже, это не был упырь: те могут свободно перейти на бег в темноте и ни разу не споткнуться.

Прошло не больше нескольких минут, и я увидел беглеца. Это был один из фиолетовых. Он удирал, натыкаясь на стены, его лицо исказилось в уродливую маску ужаса, которая выглядела бы очень смешной, если бы я увидел ее не в темных тоннелях, полных людоедами.

Фиолетовый создавал столько шума, что за ним не было слышно погони.

– Это фиолетовый, – сказал я Яшме. – Он бежит к нам, пока погони не видно.

Перехватив приблизившегося сумасшедшего, я крепко сжал его плечи и заговорил с ним, пытаясь успокоить. Он ничего не соображал, начал кричать и вырываться, но постепенно мой голос подействовал успокаивающе, и он утих. К счастью, у безумца не было истерики, только страх. Он был дурачком, но хотя бы вменяемым.

Погоня за ним все-таки была. Двое людоедов выбежали из-за поворота, я сразу заметил их и предупредил Яшму.

Упыри тоже обнаружили нас и встали на месте. Они прекрасно понимали, что чужаки сверху не лучшая добыча, особенно когда силы равны.

Между нами было не меньше тридцати метров, преодолеть это расстояние быстро было нельзя. Однако, дать людоедам уйти мы тоже не могли. Общаются они между собой или нет, нельзя, чтобы большая часть стаи узнала о том, что мы здесь.

– Держи его, я пойду один, – сказал я Яшме. – Может, они подойдут ближе.

– Если что, кричи.

Передав безумца в руки мутантке, я отправился к упырями, покрепче ухватив серп. Они продолжали стоять на месте, слепо уставившись сквозь меня. Они слушали и принюхивались, пытаясь понять, что делать.

Я подошел на расстояние десять метров, когда людоеды все-таки решили действовать. Яшма была достаточно далеко, чтобы в случае, если она кинется мне на подмогу, упыри успели убежать. Поэтому они решили рискнуть и схватить меня вместо сбежавшего фиолетового.

Людоеды не шипели, они не издавали ни звука. Их лица стали чуть более напряженными, они молча двинулись вперед, синхронно, как танцоры. Это были две женщины.

Когда они оказались на расстоянии четырех шагов, я бросился вперед, взмахнув серпом, и одна из них упала замертво. Вторая испуганно крикнула и навалилась на меня, вцепившись в руку. Ее худое тело не могло свалить меня, но людоедка оказалась проворной и быстро дотянулась до моего лица, нащупывая глаза. К счастью, я успел полоснуть серпом по ее шее быстрее, чем она впилась ногтем мне в глазницу.

Когда я сбросил с себя ее тело, в тоннелях снова воцарилась тишина, только кровь стучала у меня в ушах. Всмотревшись в темноту, я стал ждать, внимательно слушая.

Только убедившись, что за женщинами никто не следовал, я вернулся к Яшме.

Отпустив сумасшедшего, она крепко сжала мои руки, затем стала ощупывать лицо.

– Ты не ранен? – спросила она едва слышимым шепотом. – Все в порядке?…

– Я в порядке…

– Но у тебя кровь!

– Это просто царапина.

Тщательно ощупав пальцами ранку под моим глазом, она все же отступила.

– Что будем делать с ним? Кажется спокойным, но не разговаривает.

Рассмотрев сумасшедшего, я вспомнил его. Он плел корзины, что у фиолетовых считалось не самой простой работой. Однако, он был нем, а его разум застрял на уровне пятилетнего ребенка.

Брать его с собой было опасно, он мог закричать и выдать нас в самый ответственный момент. Оставлять здесь или отправить навстречу к патрулю его тоже было нельзя, он мог свернуть не туда или не найти лаз, тогда он потерялся бы или, что еще хуже, снова попался упырям.

– Ты останешься с ним, – сказал я. – Я пойду дальше.

– Один? С ума сошел!? – ее шепот сорвался на писк. – Я не пущу тебя туда одного!

– В отличие от упырей, я здесь вижу, и у меня есть оружие, – напомнил я. – Я замечу их раньше.

– Да ты ни за что не отобьешься от людоедов, не сможешь помочь пленникам в одиночку! А если у тебя снова будет припадок!?…

– Эй, я не буду ничего делать, пока ты не догонишь меня с отрядом стражи, – пообещал я. – Я не попадусь им, все будет хорошо.

Яшма закусила губы, соображая, как можно переубедить меня. Но таких доводов просто не существовало. Если мы хотели сохранить жизнь фиолетовому и не потерять время, мы должны были разделиться. И, раз уж я могу видеть в темноте и чувствовать мариний на стенах, то идти вперед должен был я.

В конце концов Яшма согласилась. Мы решили, что она вернется с фиолетовым к лазу и спустится вниз, чтобы не столкнуться с упырями, которые могут быть в еще неисследованном кольце, из которого мы пришли сюда. Я же направился дальше.

На мое счастье, пропажа двух женщин, похоже, не заинтересовала людоедов. Не было слышно ни звука. Если бы не оборванный мох и не