хозяином дачи: что он за птица? На столе лежит удостоверение члена Союза писателей. Ну, думаю: не верь первому впечатлению. В удостоверении лежит письмо из какого–то фонда…

— Литфонд? — спросил Ладейников.

— Да, да, из Литфонда. Читаю это письмецо, на машинке напечатано. Оказывается, его, этого писателя, уже третий раз предупреждает этот самый Литфонд, чтобы он погасил возвратную ссуду в сумме триста рублей, даже судом грозят. Рядом еще какая–то бумажка и квитанция. Читаю… Оказывается, уже полгода этот писатель не платит паевые взносы за кооператив. Тоже грозят большими пенями. Ну, думаю, и писатель!.. Комик ты, а не писатель!.. Заглянули в холодильник. Мать честная, там, кроме старой провонявшей кильки да сгнивших помидоров, — хоть шаром покати. Стал искать бар, думал, может, чего выпить найду. Все обшарил. Нигде ни капли. Глянули в чулан — там стоит батарея пустой посуды. И тут я все понял, что за Ротшильд этот писатель. Бутылки из–под бормотухи и из–под водки Александровского разлива. А этого разлива даже алкаши боятся. В ней, в этой водке, наверное, нет только пороха и скипидара. Уже собрались уходить и все закрыть чин чином. И нечаянно, на всякий случай, набрел я взглядом на полку с книгами. На корешке одной книги стоит его фамилия. Раскрываю — все совпадает с удостоверением, с письмом из Литфонда и с квитанциями. И портрет приличный. Такой представительный с виду. Если б не был на его даче — подумал бы, что он на «мерседесе» ездит. Орденских планок на пиджаке — в четыре ряда. Подумал–подумал и соблазнился. Прихватил с собой книгу. И что же вы думаете, гражданин следователь: читал два дня и две ночи. Читал запоем, в книге больше пятисот страниц. Видать, про себя пишет, про войну. Я даже наплакался, когда читал. С тех пор дал себе клятву — писателей обижать не буду. Хватит на мой век торгашей.

— Как называется книга–то? — хитровато щурясь, спросил Ладейников.

— Этого сказать не могу. Вы еще в строку вплетете. — Барыгин показал на папку, лежавшую на столе.

— Раз обещал не вплетать в строку, значит, не вплету. Думаю, что на сегодня мы наш диалог закончим. После допроса остальных соучастников встретимся еще не раз.

— А это обязательно? Я ведь как на духу открылся, гражданин следователь.

— Посмотрим. Если для дела будет нужно — повидаешься здесь с Темновым и с Шаминым. — Ладейников нажал кнопку, и в комнату вошел сержант. — Уведите! — сухо бросил он конвоиру.

— До свидания, гражданин следователь, — с порога попрощался Барыгин.

— Будь здоров, — ответил Ладейников. Дождавшись, когда за Барыгиным закроется дверь, он еще раз прочитал его показания.

Следующим на допрос был запланирован Валерий Воронцов. «Но это — на завтра. Сегодня нужно переварить Барыгина», — подумал Ладейников.

Глава двадцатая

О том, что Барыгин, Шамин и Темнов арестованы и находятся вместе с ним в одном и том же изоляторе, на Матросской тишине, Валерий не знал, а поэтому все бесконечно длинные дни и бессонные ночи в ожидании первого допроса в изоляторе он в мельчайших подробностях восстановил все, что он делал те двое суток, которые провел в компании Барыгина и его друзей. Не знал Валерий и того, что следователь, возбудивший против него и компании Рыжего уголовное дело по статье сто сорок пятой (грабеж) Уголовного кодекса РСФСР, три дня назад после автомобильной аварии попал в больницу Склифосовского с тяжелыми травмами, а поэтому дело было передано старшему следователю Ладейникову. В душе Валерий не чувствовал за собой никакой вины. О том, что чем–то набитые тяжелые чемоданы, вынесенные из дома по улице Станиславского, были украдены, он догадался только в Софрино, когда Барыгин, Шамин и Темнов (фамилий их Валерий не знал, друг друга они называли по кличкам: Рыжий, Верблюд и Рысь), закрывшись на веранде, куда они внесли все три чемодана, о чем–то громко и зло спорили. Потом, утихомирившись, все трое куда–то уходили, оставив Валерию раскрытый чемодан с книгами. Рыжий разрешил Валерию посмотреть книги, многие из которых были в кожаных переплетах, с корешками, тисненными золотом. Такие книги Валерий раньше видел только на витринах букинистических магазинов да в Ясной Поляне в библиотеке Льва Толстого. А тут держал эти старинные книги в руках, листал их, бегло просматривал заголовки с буквой «ять» в словах.

Поздно вечером, когда возвратились все трое и принесли с собой две сумки с водкой, вином и закуской, началось пиршество. Первый раз в жизни Валерий пил водку, пил наравне со взрослыми. Запьянел быстро. А дальше… Что было дальше — он ничего не помнил.

Следователь Ладейников, которому вчера дважды звонила инспектор по делам несовершеннолетних капитан милиции Веригина с просьбой изменить меру пресечения Валерию Воронцову, первыми допросил главных виновников совершенного преступления: Барыгина, Темнова и Шамина, и уж только потом, когда картина вырисовалась полностью и разнобоев в показаниях всех троих не было, он приехал в следственный изолятор на допрос Валерия Воронцова.

И вот Валерий сидел перед Ладейниковым, заложив руки за спину, и смотрел на него так, словно вся его дальнейшая судьба сейчас лежала в руках следователя. Вначале, как этого требовало процессуальное предписание любого допроса, Ладейников заполнил протокол со всеми его демографическими данными, потом, сделав паузу, долго молча смотрел на Валерия и, как ему показалось, впервые за многие годы работы в прокуратуре с горечью подумал: «По глазам видать: душа светла и чиста… По молодости, по незнанию влип в беду. Ограбление квартиры… Групповое…» Вспомнив следователя Сикорского, возбудившего уголовное дело и для всех четырех мерой пресечения избравшего содержание под стражей, подумал: «По Воронцову ты, Сикорский, переборщил, перестраховался… Даже не учел, что парень несовершеннолетний… Нет в деле и характеристики из школы. И, как на грех, прокурор был в отпуске. Заместитель тоже не вник по–настоящему в дело, пошел на поводу у Сикорского. Буду докладывать прокурору, как только вернется из отпуска. Против парня дело нужно прекращать. Буду настаивать!»

Зная о степени участия Валерия в ограблении квартиры из показаний Барыгина, Шамина и Темнова, Ладейников решил начать разговор издалека.

— Расскажи, Валера, о себе. Как живешь, чем дышишь? Как учишься? Мне сказали, что ты вторая шпага Москвы среди юниоров?

Валерий подавленно молчал, потупив взгляд в пол.

— Что же молчишь?

— Вы так много вопросов задали сразу… Даже не знаю, с чего начинать.

— Начни хотя бы с последнего вопроса: мне сообщили, что ты