Я взмыл в воздух, приземлился ей на спину и повалил на землю с сильным треском. Я вернулся в форму Фейри и обрушил свои перчатки на ее затылок, нанося удар за ударом со всей яростью души человека, вырванной из его тела. И если Кэл мертв, значит, так оно и есть.

Нимфа скончалась с болезненным воплем, и я упал в грязь, поднимаясь, покрытый грязью, кровью и копотью. Я бросился к своему другу, стирая пепел с глаз, опустился рядом с ним, разорвал его рубашку и прижал руки к его груди, когда Ксавьер пронесся над головой с яростным ржанием, вонзив свой рог в грудь другой Нимфы, бегущей на нас, убив ее смертельным ударом и осыпав нас блестками, пролетая мимо.

Целительная магия хлынула из меня, как только моя магия соединилась с магией Калеба, у меня вырвался стон полного облегчения от осознания того, что он все еще со мной.

— Кэл, вернись. Очнись, — прохрипел я, подавая ему волну за волной целительной магии и чувствуя, как заживает травма головы, и его глаза моргнули и открылись.

— Я знал, что это будешь ты, — сказал он, его голос был сухим, а на губах заиграла косая улыбка. — Всегда ты. — Затем его глаза расширились от страха, когда он взглянул через мое плечо, и он схватился за меня, перевернув нас так, что он оказался на мне, и у меня перехватило дыхание, когда я увидел Лайонела Акрукса, несущегося на нас в небе, его нефритово-зеленая чешуя сверкает, а из его открытой пасти вырывается огонь, нацеленный прямо на нас.

Вокруг нас поднялся купол из плотной почвы, превратившись в камень перед самым взрывом, Калеб стиснул зубы, пытаясь удержать его на месте. Я прижал ладонь к его руке, предлагая ему свою магию, и его барьеры мгновенно опустились, стон удовольствия вырвался из меня, когда наша сила слилась воедино, и я почувствовал вкус его силы на своем языке.

Камень превратился в непроницаемый металл, серебристо вспыхивая от силы наших объединенных стихий земли, мы не давали огню Лайонела коснуться нас, и несколько золотистых локонов Калеба упали вперед, коснувшись моего лба, наше дыхание смешалось внутри маленького пространства, пока мы сражались, защищая друг друга.

Из-за барьера донесся гневный рев, и мы рассмеялись.

— Давай вылезем через туннель, и пусть он тратит силы, пытаясь попасть сюда, — предложил Калеб, и я усмехнулся, кивнув в знак согласия. Но никто из нас не сдвинулся с места, и вдруг пространство показалось мне таким маленьким, а его тело, придавившее меня, затруднило дыхание.

— Кэл, — прошептал я. — Я хотел сказать тебе… Дарси считает, что я должен. И Орион тоже, вообще-то, а и Тори, раз уж я об этом заговорил. И вообще, сейчас, возможно, не лучшее время, но…

Купол внезапно слетел с нас, и показался Лайонел с обхватившими его когтями, на его чешуйчатом лице появилась драконья ухмылка, когда он обнаружил нас под ним. Калеб с яростным криком метнул один из своих двойных кинжалов, и тот вонзился в щеку Лайонела, заставив зарычать от гнева, и он отступил назад, пытаясь вырвать кинжал.

— Мы должны спуститься под землю! — Я ухватился за рубашку Калеба и заставил землю провалиться под нами, скрыв нас из виду, земля нагрелась вокруг нас, и пламя Лайонела попыталось последовать за нами.

Но мы опускались все глубже и глубже, пока вдвоем не проложили туннель, встали на ноги и побежали быстро и тяжело, пытаясь преодолеть расстояние между нами и этой психованной ящерицей.

— Нам нужно увести его от повстанцев, — решительно сказал я, и Калеб кивнул, между нами проскочил взгляд, говорящий, что сегодня мы точно можем умереть, но мы одновременно принялись прокладывать тоннель вверх, зная, что ни один из нас никогда не спрячется под землей.

— Ты лучший Фейри из всех, кого я знаю, Кэл, — серьезно признался я ему. — И я чертовски люблю тебя всем сердцем.

— Я заставлю тебя повторить это, как только мы выберемся отсюда, Сет, — сказал он, одарив меня одной из своих наглых ухмылок, но она исчезла, как только мы приблизились к поверхности, и он бросил на меня напряженный взгляд. — Но на всякий случай, я хочу, чтобы ты знал, что я не выбрал бы никого другого в этом мире, с кем можно умереть бок о бок. Ты любовь всей моей жизни, ты знаешь это? Я чертовски люблю Дариуса и Макса, но ты и я? У нас есть нечто особенное, что я даже иногда не могу объяснить.

— Ты так думаешь? — спросил я, задаваясь вопросом, говорит ли он то, что думаю.

— Да, — прорычал он. — Ты словно мой Союзник Туманности на гребаной скорости, чувак.

Мое горло сжалось, когда я понял, на что он намекает. Союзник равен другу. И я не знаю, почему ожидал, что он скажет что-то другое. Хотя в ту минуту я понял, что мне все равно. Мне выпала охренительная честь дружить с Калебом Альтаиром, и если это все, чем нам суждено быть, то мне этого достаточно. Ведь я провел большую часть своей жизни, любя луну, так и не прикоснувшись лапой к ее поверхности. Калеб станет моей новой луной, моей недосягаемой любовью, висящей надо мной в небе. И я буду смотреть на нее ночь за ночью безо всякой обиды, словно одинокий волк на вершине горы, пытающийся подойти достаточно близко, чтобы искупаться в ее свете.

Орион

Увидев, как могла бы сложиться наша жизнь, если бы Лайонел не препятствовал каждому нашему шагу, я почувствовал тяжесть в груди из-за всего, что он у нас отнял. У близняшек. Они не заслуживали той жизни, какая была у них. Они не заслуживали дерьмовых приемных семей и отсутствия стабильности, они не заслуживали нищеты, голодных ночей, отсутствия родительской любви, которая должна была их окружать.

Меня и по сей день возмущает то, в каких условиях я их нашел. Холодная квартира с плесенью на потолке и моя девочка в поношенной пижаме с кроликом и взглядом, говорящим о том, что я только что убил ее последние нервы.

Блядь, если бы я мог вернуться назад и сделать все по-другому, то сделал бы. Я бы вошел к ним домой, усадил их и, блядь, обнял, во-первых. А во-вторых, я бы притащил туда Наследников, и не позволил бы им уйти, пока они все не воссоединятся. Все могли бы избежать целого океана душевной боли, если бы мы раньше разобрались со всем нашим дерьмом.