В 1685 году с приходом весны Морозини посылает в бывший венецианский порт Корону (который турки захватили в 1500 году) около 9500 солдат из немецких, папских и тосканских войск, а также включая 3000 венецианцев и 120 рыцарей ордена Святого Иоанна. На этот раз османский гарнизон отчаянно оборонялся; лишь к августу белый флаг был поднят над цитаделью. Затем, когда обсуждались условия капитуляции, из турецкой пушки открыли огонь, убив нескольких венецианцев. Переговоры тут же сорвались; союзные войска яростно обрушились на город и устроили там побоище. Были захвачены еще несколько крепостей; и в течение последующих двух или трех месяцев большая часть Мореи оказалась под контролем лиги, а шведский генерал, граф Отто Вильям фон Кенигсмарк, которого наняла республика за 18 000 дукатов, возглавил командование сухопутными войсками.

Ранее, в 1686 году, Морозини и Кенигсмарк встретились на военном совете в Санта-Мауре. Им предстояло выбирать из четырех главных объектов наступления: остров Хиос, Негропонт, Крит или оставшаяся часть Мореи. И похоже, что настойчивое требование Кенигсмарка повлияло на решение; выбор пал на последние три направления. Понятно, что это было не самое разумное решение, но оно не причинило атакующим особых беспокойств. На следующие три летние кампании лига предполагала захватить Модону и Наварино, Аргос и Навплион, Лепанто, Патрас (Патре) и Коринф.

Утром 11 августа 1687 года до республики дошли новости о том, что последние три города из вышеупомянутых захвачены. Вся Венеция ликовала. Наконец-то за Кандию отомстили. Тут же Большой совет прервал совещание, чтобы его члены смогли принять участие в благодарственном молебне, организованном по этому случаю в базилике Сан Марко. Также сенат отдал приказ о воздвижении бронзового бюста Морозини, чтобы потом поместить его в Оружейном зале во Дворце дожей с такой надписью:

В это время армия стремительно захватила Морею. Кенигсмарк был занят тем, что подавлял внутренние очаги сопротивления — в основном в регионах Мистры и Спарты. А Морозини со своим флотом тем временем направлялся в Аттику, чтобы начать осаду Афин.

Там-то и разгорелась одна из двух великих исторических трагедий, которые, увы, пришлись на долю Венеции. Ужасная повесть о Четвертом крестовом походе уже была рассказана;[300] а сейчас нам придется с прискорбием засвидетельствовать то, что в понедельник, 26 сентября 1687 года, около 7 часов вечера немецкий лейтенант выстрелил из мортиры, установленной на холме Мусейон напротив Акрополя, по Парфенону, в котором турки, к несчастью, хранили порох. Он попал точно в цель. Последовал взрыв, который практически полностью уничтожил целлу и фриз Парфенона, 8 колонн на северной и 6 колонн на южной стороне вместе с антаблементами.

Но это были еще не все разрушения. После захвата города Морозини — который, вне всяких сомнений, помнил о том, что в 1205 году были захвачены 4 бронзовых коня с ипподрома в Константинополе, — попытался снять лошадей и афинскую колесницу, составляющие часть западного фронтона храма. В итоге весь этот ансамбль упал на землю и разбился на мелкие кусочки. Непреклонный завоеватель был доволен и меньшими сувенирами: двумя из четырех львов, расположенных по бокам (сейчас все четыре льва находятся в Арсенале[301]).

Наверное, в Венеции не очень переживали из-за судьбы Парфенона, все были поглощены празднествами. Они уж и забыли, когда одерживали такие значительные победы — битва при Лепанто была более ста лет тому назад, а завоевания Морозини не имели себе равных с XV века. Однако гораздо большее значение они придавали тому, что, наконец-то, исчезла мрачная тень Османской империи, которая так долго тревожила республику. И появилась надежда на возврат к далеким временам торговой империи. Неудивительно, что они так ликовали и провозгласили своего победоносного адмирала величайшим военным героем за всю историю Венеции; неудивительно и то, что в марте 1688 года, когда умер Маркантонио Джустиниани, его преемником единогласно выбрали Франческо Морозини.[302]

Наконец-то самые смелые амбиции Морозини реализовались, поскольку он не собирался отказываться от командования. 8 июля 1688 года он вывел флот, насчитывавший 200 кораблей, из Афинского залива и направился к следующей цели — острову Негропонт. Как и Крит, Негропонт достался Венеции в результате раздела Византийской империи после Четвертого крестового похода, и, несмотря на то, что Венеция уступила его туркам два столетия назад, в 1470 году, эта потеря все еще терзала ее. Теперь этот остров был хорошо укреплен, и турецкий гарнизон в 6000 солдат, даже если он не получит подкрепления, будет активно сражаться. Однако военные силы лиги превышали силы противника более чем в два раза, и ни у дожа-адмирала, ни у графа Кенигсмарка не возникало каких-либо серьезных сомнений по поводу того, что они вскоре овладеют этим островом.

Но небеса им не благоволили. Внезапно удача отвернулась от них, и вскоре после начала осады христианский лагерь поразила эпидемия. Мы не знаем, что это было, многие полагают, что дизентерия или малярия. В течение нескольких недель армия потеряла треть своих солдат, включая самого Кенигсмарка. В середине августа из Венеции прибыло подкрепление — 4000 воинов. Морозини решил продолжить осаду, но тут же поднялось восстание. Королевские войска из Брунсвика-Ганновера категорически отказались участвовать в военных действиях. Недовольство распространялось почти так же быстро, как эпидемия, и Морозини вынужден был уступить.

И даже сейчас он не мог позволить себе унизительное возвращение в Венецию. Еще одной победы, пусть и небольшой, было бы достаточно для того, чтобы честь Морозини не пострадала, а его подданные приветствовали бы его после происшедшего как героя. Крепость Мальвазия (Монемвазия) как нельзя лучше подходила для этой цели на юго-восточной оконечности Пелопоннеса, она была одним из немногих турецких опорных пунктов, расположенных на континенте. Но, увы, фортуна, которая улыбалась адмиралу, на дожа смотрела неодобрительно. К крепости, расположенной на очень высокой и практически неприступной скале, можно было пробраться лишь по узкой тропе, ширина которой была меньше ярда. Эта тропа оказалась бы бесполезной для армии, попавшей в окружение. Надеяться приходилось только на бомбардировку, и Морозини приказал соорудить две батареи. Однако болезнь поразила дожа еще до того, как все было завершено. Оставив командование на своего генерал-проведитора, Джироламо Корнаро, Морозини отправился домой в январе 1689 года, несчастный и больной. Ему оказали восторженный прием, но едва ли это могло порадовать Морозини. Он долго вызоравливал, находясь на своей вилле на материке.