«Брак – смерть артиста, – говорил Аррик. – Женщины так и лезут к жонглерам в постель – что ж, нас не убудет. Но едва тебя сговорят, им сразу разонравится все то, что прежде привлекало. Женщины не дадут тебе ни странствовать, ни выступать каждый вечер или когда захочется. Они пожелают знать, с какой-такой целью ты выбираешь самую смазливую девчонку, когда метаешь ножи. Не успеешь оглянуться, как будешь вкалывать плотником и благодарить Создателя, что тебе разрешено петь в седьмак. Спи с кем хочешь, но держи собранную сумку рядом с подушкой и сматывай удочки при первом слове о помолвке».

И все же он без раздумий бросился на помощь Сиквах, а в памяти не меркла дивная гармония их голосов. Рожеру отчаянно хотелось влиться в нее, а когда он вспоминал, как пали на пол девичьи одежды, то нестерпимо хотел кое-чего еще, чего искал только от Лиши с их первой встречи.

Но Лиша не хотела его, а Аррик умер одиноким пьянчугой.

Женщины Аббана время от времени доставляли девушкам еду и выносили горшки, но дверь приоткрывалась лишь на щелочку и неизменно захлопывалась, прежде чем Рожер успевал заглянуть.

Той ночью на алагай’шарак Рожер то и дело нервно поглядывал на Джардира. Каваль поставил Гареда и Уонду сражаться с копьем и щитом бок о бок с другими даль’шарумами, и они неплохо себя показали. Может, Гаред и был слишком неуклюж для шарусака, но в щитовом бою ему не было равных, и никто не мог дотянуться из-за стены меченых щитов копьем дальше, чем он.

Но Рожеру было не по себе без Гареда, пока они с Лишей и Джардиром шли за стеной щитов с несколькими Копьями Избавителя, хотя Рожер окутал их музыкой и демоны держались поодаль. Рано или поздно Джардир спросит, как Рожер намерен поступить с его дочерью и племянницей, и если ответ ему не понравится, насилия и смерти не избежать. Смерти Рожера.

Впрочем, Джардир пока думал только о Лише и не сводил с нее глаз, как пылкий влюбленный. Разумеется, это еще больше беспокоило Рожера, особенно когда он замечал ответные взгляды Лиши. Он не дурак. Он знает, что они означают, даже если Лише невдомек.

Рожер с облегчением выдохнул, когда наступление закончилось и всех отпустили в город. Он был неописуемо жалок, его пальцы онемели от игры, и каждая мышца его тела болела. Он насквозь промок от пота и перемазался жирной копотью горящих демонов.

Гаред и Уонда порозовели от демонической магии, свежие, будто только что проснулись, – тошно смотреть! Рожер ни разу не пробовал магию на вкус. Он видел, как тает Меченый, слышал от него о зове Недр и с тех пор страшился магии. Уж лучше отгонять демонов музыкой и бросать в них ножи.

Но за последний год в Лощине Избавителя влияние магии на тех, кто регулярно к ней приобщался, стало очевидным. Они были сильнее. Быстрее. Не болели и не уставали. Молодежь быстрее взрослела, старики молодели. А Рожер, напротив, совершенно выбился из сил.

Спотыкаясь, он побрел в свою спальню в надежде забыться хотя бы на пару часов, но в его комнате сладостно благоухали красийские масляные лампы. Странно. Когда он уходил, лампы были потушены. На прикроватном столике стоял кувшин холодной воды и лежал свежий теплый хлеб.

– Я велела Сиквах приготовить тебе ванну, нареченный, – послышалось рядом.

Рожер испуганно вскрикнул и развернулся с метательными ножами наготове, но то была всего лишь Аманвах. Сиквах стояла рядом с ней на коленях у большой ванны, исходящей паром.

– Что вы делаете в моей комнате? – спросил Рожер и попытался убрать ножи, но руки его не слушались.

Аманвах грациозно опустилась на колени и коснулась лбом пола.

– Прости меня, нареченный. В последнее время я была… нездорова и во всем полагалась на Сиквах. У меня сжимается сердце при мысли, что мы не могли о тебе позаботиться.

– Это… да ничего, пустяки. – Рожер спрятал ножи. – Мне ничего не нужно.

Аманвах принюхалась:

– Прошу прощения, нареченный, но тебе нужно принять ванну. Завтра первый день Ущерба, и ты должен быть готов.

– Ущерба?

– Новолуния, – пояснила Аманвах. – Говорят, в это время по земле ходит князь демонов Алагай Ка. Мужчины проводят дни Ущерба в светлой радости, чтобы стойко держаться во мраке ночи.

Рожер заморгал:

– Какая красивая легенда. Нужно сложить о ней песню!

Он уже начал подбирать музыку.

– Прошу прощения, нареченный, – возразила Аманвах, – но об этом написано множество песен. Хочешь, мы споем тебе, пока купаем?

Рожер внезапно представил, как обнаженные поющие девушки душат его в ванне, и нервно хохотнул:

– Мой учитель говорил так: хорош цветок, да остер шипок.

Аманвах склонила голову набок:

– Не понимаю.

Рожер с трудом сглотнул:

– Я лучше сам искупаюсь.

Девушки захихикали под покрывалами.

– Ты уже видел нас без одежд, нареченный, – заметила Сиквах. – Боишься, как бы чего не увидели мы?

Рожер покраснел:

– Дело не в этом, просто я…

– Не доверяешь нам, – докончила Аманвах.

– А с чего мне вам доверять? – вспылил Рожер. – Вы притворялись невинными овечками, которые не знают ни словечка по-тесийски, а потом попытались убить Лишу, и оказалось, что понимаете все. Откуда мне знать, что в этой ванне нет смоляного листа?

Девушки снова коснулись лбами пола.

– Если таковы твои чувства, убей нас, нареченный, – предложила Аманвах.

– Что? – поразился Рожер. – Я никого не собираюсь убивать.

– Ты вправе нас убить, – возразила Аманвах, – и ничего иного мы не заслуживаем за свое предательство. Та же судьба ждет нас, если ты нас отвергнешь.

– Вас убьют? Родственниц самого Избавителя?

– Это сделает либо Дамаджах за то, что мы не смогли убить госпожу Лишу, либо Шар’Дама Ка – за то, что пытались. Только в твоих покоях нам ничего не грозит.

– Вам здесь ничего не грозит, но это не значит, что меня надо купать.

– Мы с кузиной не хотели оскорбить тебя, сын Джессума. Если ты не хочешь взять нас в жены, мы пойдем к моему отцу и во всем признаемся.

– Я… не уверен, что готов согласиться.

– Сегодня ночью не обязательно на что-то соглашаться, – сказала Сиквах, – не считая песни об Ущербе и ванны.

Красийские девушки одновременно опустили покрывала и запели. Их голоса оказались ничуть не хуже, чем запомнилось Рожеру. Слов он не понимал, но воинственная мелодия говорила о мужестве во мраке ночи. Девушки встали, подошли к нему, ласково подвели к ванне и раздели. Вскоре он уже сидел в исходящей паром воде, и боль в его мышцах стихала. Девушки оплели его паутиной музыки – такой же чарующей, как та, которой он окутывал демонов.

Сиквах повела плечами, и черное шелковое платье упало на пол. Рожер разинул рот, а Сиквах повернулась к Аманвах, чтобы расстегнуть ее одежды.