– Спешишь? – гневно и холодно спросила мать. Нюра испуганно вскинула на неё глаза, упрямо сжала губы.

– Ну, помни, Нюра, я тебе не раз обещала, но сегодня своё обещание сдержу… Я пойду в школу к твоему директору, я пойду в госпиталь… – Мать постучала по столу пальцем. Она не знала, что ей делать с дочерью, но ей казалось, что пришло время немедленно принять все меры к её исправлению. – Слышишь, Нюра, я не допущу, чтобы моя дочь с утра до вечера лодыря гоняла. Я всё узнаю! – Голос матери то понижался до угрожающего шёпота, то срывался на крик. – Я заставлю директора вмешаться в это безобразие! До сих пор мы с отцом делали для тебя что могли! Мы вложили в тебя все силы, всю жизнь, и до этой несчастной поездки на Украину ты была хорошей, послушной девочкой. Но, оставшись в компании своих приятелей, ты распустилась. И за то, что родители заботились о тебе, ты ответила чёрной неблагодарностью…

Мать на минутку останавливается и выжидательно смотрит на дочь. Но Нюра молчит. Сердце её захолодело от тоски, в нём нет сейчас ни любви, ни жалости к матери. Нюра даже не вслушивается в то, что ей говорят, слова сливаются вместе и захлёстывают уши нервными выкриками. Нюре стыдно, что её мать слышат соседи. Они всегда слышат и во всём обвиняют её, Нюру.

Минутная стрелка на часах подвигается к половине четвёртого. Теперь уже придётся бежать, чтобы поспеть вовремя.

«Надо так надо», – мысленно говорит Нюра и, отодвинув стул, быстро идёт к двери.

– Нюра, помни! Лучше вернись! – кричит ей вслед мать. Но девочка уже хлопает калиткой и, перегоняя прохожих, мчится по улице. Она опоздала, опоздала!

Тяжёлый грузовик на мостовой шарахается в сторону перед тоненькой девочкой, перебегающей ему дорогу. Шофёр высовывается из кабинки и сердито кричит:

– Ты что, голову потеряла?! Лезут под самые колёса, а потом отвечай за них!

Но Нюра не слышит – у неё в ушах всё ещё звучит голос матери.

Во дворе госпиталя сидят и стоят раненые. Залежавшись в палатах, они радуются возможности пройти по улице до другого здания на электризацию. Солнышко крепко припекает, и под его лучами трава никнет к земле и вянет. Егор Иванович стоит на крыльце, крепко ухватившись рукой за перила. На его землисто-бледном лице видна каждая морщинка.

– Вон, вон дочка бежит… Она меня и доведёт. Не извольте беспокоиться, – говорит он сестре. Нюра, запыхавшись, вбегает во двор:

– Пойдёмте, дядя Егор, пойдёмте!

Она подставляет раненому своё худенькое плечо, смахивает прилипшие ко лбу волосы:

– Опирайтесь, дядечка, крепче опирайтесь: я сильная!

Егор Иванович прижимает к себе больную руку на перевязи и медленно идёт рядом с Нюрой.

– Мы с тобой, дочка, как дуб с берёзкой, – шутит он, любовно оглядывая девочку.

С помощью Елены Александровны Леонид Тимофеевич точно распределил рабочие участки каждой бригады. Трое ребят из седьмого класса попали на отделку комнат в распоряжение маляра и старика Мироныча. Шестому и пятому классам было поручено поставить забор. Для руководства и помощи к ним прикрепили Мироныча-младшего.

Кудрявцев не пожелал работать с бригадой Трубачёва.

– Дайте мне отдельный участок: я не хочу отвечать за чужую работу, – заявил он Елене Александровне.

С общего согласия место для будущего забора разделили пополам. После раздела обе бригады договорились о сроке выполнения задания, и Кудрявцев вызвал Трубачёва на соревнование.

Для кладки печей Елена Александровна взяла себе в помощь ребят из третьего и четвёртого классов. Только малышам ничего не было поручено, но и они не оставались без дела. Их учительница Федосья Григорьевна, хлопотливая и деятельная, быстро собрала вокруг себя всех младших ребят и с утра, повязав голову косынкой, носилась по всему двору, пристраиваясь вместе с ними то к одной, то к другой бригаде, причём всех школьников, без различия возраста, она называла «деточками» и «ребятками».

– Мазин, деточка, пусть мои ребятки на вашем участке щепки подберут!.. Идите, идите сюда, ребятки! Собирайте! Вот так… Вот и чистенько будет… Собирайте, собирайте!

Второклассники, как стая воробьёв, слетались на её голос, беспорядочно толкались под ногами и мешали работать. Ребята злились. Мазин делал страшные глаза, но спорить с Федосьей Григорьевной было бесполезно.

– Ничего, ничего! Они вам не помешают! Ну, каждому же трудиться надо! – поднимая вверх плечи и укоризненно глядя на ребят, говорила Федосья Григорьевна.

– А вы идите к печнику. Там надо песочек носить, – хитрил кто-нибудь из школьников.

– Ничего, ничего, мы везде успеем, без работы сидеть не будем!.. Верно, ребятки?

– Верно, верно! – кричали второклассники. Подобрав щепки, Федосья Григорьевна шумно удалялась. И голос её уже слышался в другом конце двора.

– Ребятки! Ребятки!

– Цыплятки! Цыплятки! – добродушно передразнивал Мазин.

К печнику Федосья Григорьевна своих малышей не водила – там было пыльно и душно, кирпичи тяжёлые, глина липкая. Кроме помощи отдельным бригадам, Федосья Григорьевна всё время о чём-то хлопотала для своих ребят – то ей требовалась очищенная площадка для их игр, то скамейка в тени. Леонид Тимофеевич неохотно отрывал от работы плотников, чаще посылая старших учеников. Ученики досадовали, но все требования учительницы второго класса исполняли беспрекословно. Познакомился таким образом с Федосьей Григорьевной и Саша Булгаков.

– Хорошая учительница, – задумчиво сообщил он ребятам. – Надо Нютку к ней пристроить – балуется она дома.

Пристроив Нютку к Федосье Григорьевне, Саша во время работы издали следил за сестрёнкой. Он видел, как Нютка всюду следовала за своей учительницей и изо всех сил старалась выполнять все её задания.

И когда Нютка начала дома беспрерывно повторять: «Нам велели! Нам сказали!», и когда однажды она долго ревела оттого, что простудилась и не могла пойти на стройку, Саша почувствовал, что учительница как бы разделила с ним ответственность за воспитание одной из его сестёр.

– А потом и других в школу отдам! – весело говорил он товарищам. – Так понемножку все в люди и выйдут.

* * *

Бригада Трубачёва работала в две смены В первую, пока шли занятия с Екатериной Алексеевной, выходили на работу все пятиклассники. Среди них правой рукой Васька стал Витька Матрос. Живой и понятливый, Витька был неутомимым работником. Получая задание от Васька, он глядел на него в упор чёрными, как угольки, глазами и быстро кивал головой в знак того, что он исполнит всё, что от него требуется.

Работу «младшей» бригаде Васёк давал лёгкую, условившись об этом с самого начала с хмурым дядей Миронычем.