вновь предстал перед таузвалью, чтобы продолжать поиск измерений, куда бы он мог направить поступь своего воинства.

Однажды, придя в один из миров, чтобы устроить там тиранию, он, как обычно, осмотрел его своим божественным взором и остановился на одном месте, где люди уже вели какое-то сражение. Сосредоточив своё внимание там, он понял, что гвардейцы вирана пытаются вести битву с драконом. Дракалес тут же вспомнил про Моран’даида, которого он спас на драконьих полях. Казалось бы, он опять попал в передрягу, и ему нужна помощь. Однако взор бога войны показывал, что огнедышащий исполин теперь сам служит проблемой для этих самоуверенных людишек, которые подумали, будто бы могут справиться с настоящим драконом и стяжать таким образом славу драконоборцев. Томелон наказал Ренгалу завоевать самую сильную столицу, а сам ринулся туда, чтобы повстречаться со старым знакомым.

Алас и Ятаг вывели ваурда на равнине близ высоких гор, где как раз таки и шло это самое сражение. Точнее же, это было поражение. Гвардейцы уже поняли, что совершили ошибку, решив напасть на рептилию, а потому просто бегали тут, сея панику и вопреки приказам своего войсководителя нарушая строй. Сверху то и дело пролетал сам дракон, с каждым новым залётом опаляя всю эту местность своим огненным дыханием. И Дракалес в очередной раз убедился в том, что огонь — это синоним разрушения. Он ещё сильнее захотел обладать этой стихией. Ну а пока стоял, наблюдал и наслаждался тем, как опаляющее дуновение крылатого исполина оставляло после себя только лишь обугленные останки. Крики агонии и страха ласкали слух бога войны. И он стоял, ничего не предпринимая. Как вдруг к нему на лошади прискакал командир этого горе-отряда: «Воин, кто бы ты ни был, но я нанимаю тебя, чтобы ты сразил этого дракона!» Его голос был уверенным, а душа воинственна. Однако лишь один незначительный боевой клич стёр всю эту уверенность из души этого человека. На него напали страх и смятение, от которых он забыл, за какое место нужно брать меч, не говоря уже о том, чтобы держаться в седле, а потому после того, как его скакун почуял дух войны и заартачился, человек не удержался на месте и повалился на спину. Лошадь умчалась прочь, а человек даже не обратил внимания на резкую боль в спине от удара оземь — настолько силён был страх перед тем, кто сейчас возвышался над ним. А после того, как дракон с золотистой чешуёй приземлился рядом с желтоглазым воителем, ему стало совсем жутко, так что он замер, словно каменное изваяние и дышал даже через раз. «Приветствую тебя, спасший-мою-душу. Сколько времени пришло с того момента, как я увидел твой лик» — «И я рад приветствовать тебя, Моран’даид. Приятно видеть, что ты не сидишь без дела, а навеиваешь страх на этих ничтожных людей» — «Люди — ничто по сравнению с тем, что я нашёл» — «И что же это?» — «Мои сородичи. Другие драконы. Но самое главное — вот это» Исполин протянул свою когтистую лапу, в раскрытой ладони которой стояла какая-то маленькая синяя пирамида. Дракалес взял эту вещицу и осмотрел её. Пока он взирал на этот артефакт, в котором ощущалась какая-то сила, Моран’даид заговорил: «Пирамида силы Ступа, дарга жизни. Во времена Кехенталета Ступ обладал знаниями жизни. И я подумал, будто бы в эти знания входят и силы, силы, чтобы воскрешать других драконов. Но это оказалось не так. Либо я не знаю, как пользоваться этим артефактом» Они разговаривали на древнем наречии, поэтому лежачий перед ними командир ничего не понимал и думал, будто бы они сейчас обсуждают его дальнейшую судьбу, а потому взмолился, чтобы они его не убивал. Дракон обратился к нему на языке, понятном для этого человека: «Ты проявил ничтожность, когда выступил против меня. Вы, люди, слабы и даже не знаете, как правильно сражаться против нас, драконов. Твоя участь — быть обращённым во прах, как и всё твоё воинство. Но знай, что Моран’даид, служитель великого Морана, дарга света, проявляет к тебе милосердие. Возвращайся к своему вирану и подробнее расскажи о том, что здесь произошло» В их разговор вступил Дракалес: «Увы, но он уже не успеет этого сделать, ведь вторжение багряного воинства началось. И, пока он доберётся до своего управителя, скорее всего, на том месте будет разрушение» — «Что ж, бог войны, тогда поступай с ним так, как сочтёшь нужным» Дракалес произвёл боевой клич, после которого командир драконоборцев вскочил с земли, вынул свой меч и кинулся в бой на бога войны. И один удар Гора лишил его жизни.

Моран’даид и Дракалес поднялись на вершину горы, близ которой они и встретились. Ваурд низринул свой божественный взор под ноги и увидел только лишь безжизненные кости дракона. Крылатый собеседник бога войны спросил: «Ты можешь сделать что-нибудь с его останками при помощи пирамиды силы Ступа?» Томелон осмотрел артефакт со всех сторон, а после заговорил: «Я не чародей, чтобы извлекать магию из артефактов и пользоваться ею» — «Но и дарги не пользовались магией. Это была их сила. Быть может ты, как бог, заставишь то, что скрывается внутри символа дарга жизни, выйти наружу сделать что-нибудь с останками моего брата?» Победоносец долго так стоял и пытался изучать синюю пирамиду. Да, с виду вещица сделана довольно искусно. Любой ценитель прекрасного готов ради этой вещицы заложить свой дом, чтобы приобрести её. И даже ощущалось, что она была наполнена какой-то силой. Но вот только понять её происхождение и тем более как-то использовать её, Дракалес не мог. Именно это он и сказал, когда понял, что артефакт в его руках бесполезен. И тогда он предложил призвать сюда меня, чтобы силой смерти даровать костям его брата движение. Но Моран’даид был мудр, как и его творец: «Нет, бог войны, тот, кто вернётся после прикосновения бессмертного, будет уже не моим братом, а кем-то иным. Я же хотел, чтобы возродился род золотых драконов, чтобы продолжать нести мирам знания света и дарить просветление тем, кто блуждает во тьме» — «Если ты веришь в предназначение, то знай: если великим угодно, чтобы драконы были в их замысле, рано или поздно ты увидишь своих собратьев» — «Что ж, это верные слова. Но что-то мне подсказывает: ты сам не веришь в предназначение» — «Верю. И не раз видел признаки его существования. Но никто мне так и не может объяснить, что такое, это великое предназначение» — «Значит, так надо, бог войны.