– Ты хочешь их бросить! – опешил Валин.

– Я уже сказал, – глядя ему в глаза, ответил командир. – То, чего я хочу, к делу не относится.

– Когда? – спросил Ньют.

– Завтра.

– Лучше бы ночью, – заметил Афорист.

Его как будто не смущала необходимость бросить людей, рядом с которыми они так долго и отчаянно сражались.

– Выиграем несколько часов, чтобы уйти подальше.

– Я об этом думал, – покивал Блоха. – Но я еще надеюсь, что Балендин покажется. Будем держаться до последнего, а тогда уж рванем.

Сигрид засмеялась и тут же покачала головой.

– Дама напоминает, – перевел Афорист, – что из нас сейчас плохие бегуны.

– Бегать и не придется, – ответил Блоха и кивнул на запад, где между крутыми берегами отдавался гул реки. – Мы держимся здесь, деремся, надеемся дать еще выстрел по Балендину. Если не выйдет – уплываем.

Афорист вздернул косматую бровь:

– При таком течении? Боюсь, ты оговорился. Не уплываем, а тонем.

Блоха пожал плечами:

– Возможно. Я вчера осмотрел реку. Шансы есть. – Он обернулся к Валину. – Потому я и позвал тебя.

– Я больше года не плавал, – медленно покачал головой Валин.

– Все равно. Ты вдвое моложе нас, почти невредим и сильнее всех, кого я знаю. Я мог бы выплыть в таком течении. Ты выплывешь наверняка.

В мыслях Валина непрошено встала Хуутсуу. Она, верно, спала сейчас где-то на стене или свернувшись под парапетом. «Так воюют аннурцы», – сказала бы она. Удирают в разгар битвы.

– Я не уйду, – сказал он.

Блоха долго смотрел на него.

– Ты считаешь отвагой погибнуть здесь на стене.

– Я считаю, мы в долгу перед этими людьми.

– А перед теми? – Блоха ткнул большим пальцем на юг.

Валин прищурился:

– Это перед кем?

– Перед остальными. Перед детьми, крестьянами в полях, дедами на крылечках. Им ты ничего не должен?

Валин скрипнул зубами.

– Умереть легко, – сказал Блоха; слова были жестоки, но говорил он мягко. – Все умирают, когда приходит срок. Просто еще не время.

– Для тех бедолаг, что встанут завтра на стене, время.

– Да, – кивнул Блоха, – для тех бедолаг срок почти пришел.

Чилтена мечом.

Джала топором.

Сандера копьем.

Фента стрелой в горло.

Тупицу Тома стрелой в живот.

Хо Чана, убийцу крыс, копьем в глаз.

Белтона только четвертой стрелой.

Брайнта копьем и Арика копьем.

Кел упал со стены, затоптали копытами.

Грайна Кирпича, знавшего наизусть столько стихов, узким ургульским ножом.

Так их убивали на следующий день, пока Валин с остальными, тихо ускользнув прочь, пробирались, пока еще было время, к реке.

Адер только поднялась на ноги, чтобы спуститься с Нетесаного трона, когда в зал Тысячи Деревьев вошли солдаты. Входили маршевым шагом, по двадцать, потом сотнями, в таком множестве, что оттеснили собравшихся чиновников и придворных, одним присутствием загнав их в свободное пространство за троном. Они были в чистых, но потертых мундирах, изодранных и многократно зашитых; доспехи промяты так, что не выправишь никакой полировкой. Почти все были с копьями, каждый двадцатый нес на длинном шесте знак аннурского легиона.

Никто из них не грозил оружием. Входили молча, строились рядами и просто стояли, уперев древки копий в каменный пол и глядя прямо перед собой. Не кричали. Не угрожали. Ни насилия, ни кровопролития. Все происходило в таком порядке, будто по приказу самой Адер. Одна беда – она ничего подобного не приказывала.

По последним сведениями Адер, Северная армия еще находилась в Эргаде. То же подтвердили Улли и Джиа Чем. Гонцы сообщили, что легионеры загнаны в старинный каменный город, заблокированы за снесенным мостом, между тем как ургулы беспрепятственно скачут на юг. Видеть воинов здесь, в Аннуре, было для нее не только ударом, но и облегчением. Больше всего на свете Адер нужны были люди на стенах, и лучше опытные солдаты, чем разрозненное сборище воров и убийц Кегеллен. Войско вымуштрованных бойцов, ветеранов, закаленных в лютых битвах на севере, знавших ургулов и умевших с ними сражаться, – это походило на то самое чудо, о котором она молилась ночами. И все же при виде этих стройных рядов у нее похолодело сердце.

«Неправильно, – шепнул тихий голосок. – Опасно».

Она уже потянулась за лакированными деревянными шпильками, подарком Кегеллен, и отдернула руку. Шпильки были смазаны ядом, но аннурский легион не убьешь парой булавок. Она медленно, настороженно села обратно на трон.

Все утро Адер проторчала на этой глыбе, поцелуй ее Кент, стараясь объединить основные силы, правящие городом, пока другие – в основном Лехав, Нира и Кегеллен – заканчивали приготовления к надвигающейся битве. Оставалось только изумляться, сколько забот требовал город перед лицом вторжения. Надо было убирать мусор и раздавать зерно, решать споры из-за портовых складов и успокаивать заверениями иностранные посольства. С большей частью дел справлялась армия министров, чиновников и клерков, но все эти люди – в основном мужчины – с трудными вопросами обращались к Адер, и вот, пока город готовился воевать, она полдня мирила рассорившихся идиотов. Она не чувствовала себя героиней. Она даже полезной себя не чувствовала, но каждый малый кризис мог обернуться точкой возгорания, а ей и без того хватало очагов.

«А это нежданное войско… – гадала Адер, разглядывая солдат. – Они зальют пожар или разожгут новый?»

У подножия трона нервно зашевелились министры, начали перешептываться. Судя по тому, как явились во дворец легионеры – не объявив о себе, не отправив гонцов, – они с марша вступили в город и прошли его насквозь. А то, что они вообще попали во дворец, намекало: ошеломленная или устрашенная их появлением охрана свободно пропустила солдат. Значит, нашлось кому устрашить стражников.

– Кто вами командует? – с грохочущим о ребра сердцем спросила Адер.

Она обвела взглядом строй, ища среди солдат кенаранга, ил Торнью, человека, захватившего ее сына. Другого объяснения она не видела: он никуда не пропадал, он провел легионы на юг, прокрался мимо ургулов, явился в Аннур в самое время, чтобы усилить оборону.

– Где ил Торнья? – требовательно спросила она.

Вместо ил Торньи вперед выступил незнакомый военный.

– Кенаранг сражается на другом фронте, ваше сияние, – доложил он. – Командую я. Генерал Ван.

Он отдал честь. Отдал честь, но коленей не преклонил.

Адер прищурилась, разглядывая неизвестного ей командира. Немолодой, обветренный, высокий – выше ее ростом, хотя странно кривится на сторону.