— Ладно, но смотри, не убей, — предупредил Вансен. — Возможно, на другой стороне он нам ещё понадобится. Мне лезть вперёд головой или ногами?

— Зависит от того, как вы хотите продвигаться — в темноте или освещая дорогу, — Сурьма указал на фонарь с Соляного пруда, укреплённый у мужчины на лбу. — Нет, вам нужно ползти головой вперёд, капитан. Плечи у вас — самая широкая часть тела. Помните: чтобы сделаться уже, нужно поднять руки. И не бойтесь — позади вас буду я.

Вансен сделал глубокий вдох, потом ещё несколько — но прекрасно понимал, что дольше оттягивать время уже нельзя, и потому полез в дыру. И как он мог позволить затащить себя в эту теснотищу?

— Если сможете, то лучше одну руку вытяните вперёд, а другую отведите назад, — посоветовал монах. — Так у вас будет больше возможности для манёвра, и заодно вы станете ещё уже.

Вансен толкнул в туннель свой топор и следом вполз туда сам. Удивительно, но ему вполне удалось протиснуться — прошли и плечи, и торс — сквозь первое опасное место. Дальше ход чуточку расширялся, хотя и не настолько, чтобы опустить руки ниже головы, поэтому Феррас просто подпихнул топор вперёд и пополз, извиваясь, как змея.

"Как очень медлительная, неуклюжая, испуганная змея", — вертелось у него в голове.

Всё внутри Вансена противилось тому, чтобы заставлять себя лезть ещё глубже в землю. Даже тёплый влажный воздух, которым он здесь дышал, начал казаться разреженным и неподходящим для человеческих лёгких. Туннель не был, как смутно представлялось до того капитану, единым ровным ходом, будто звериная нора — он появился благодаря случайным зазорам между огромными плитами трещиноватого камня. Феррасу вдруг вспомнились землетрясения, когда почва под ногами вздрагивала, как спящий великан. Если бы сейчас началось такое — пусть даже самое слабенькое, — он был бы растёрт в порошок, как пшеничное зерно между мельничными жерновами.

Один раз, когда теснота помешала ему вдохнуть как следует, полной грудью, Феррасу пришлось пережить внезапный и неприятный приступ паники. Он слышал, как позади что-то говорит Сурьма — не иначе как пытается подбодрить — но его собственное тело и ползущий следом дроу заглушали почти все звуки, и различить удавалось только невнятное бормотание.

"А может, он вовсе и не подбадривает меня? — внезапно подумалось капитану. — Может, он вспомнил о чём-то, о чём забыл меня предупредить? Что здесь яма или ещё более узкое место впереди… или что надо опасаться змей или ядовитых пауков…"

Зажатый в тесном изгибе, при попытке изменить положение тела, чтобы стало чуть посвободнее, Вансен больно треснулся головой о стену туннеля. А ощутив на макушке щекотку бегущих капель, понял, что ударился до крови. И почти тут же его фонарик мигнул и погас, оставив мужчину в кромешной тьме. Сердце понеслось вскачь, сбилось с ритма — на миг капитану даже показалось, что оно никогда уже не вернётся к былой размеренной работе. Вансен судорожно хватал воздух — ловушка тьмы захлопнулась и он задыхается! Воздуха нет!

— А ну стоять! — рыкнул он сам на себя, но слова прозвучали скорее как резкий вдох или как будто он сглотнул.

И всё-таки это был его собственный голос. Воздух есть. Тот внезапный шок, пустивший его сердце в галоп и заставивший почувствовать, что голову будто сжимает огромный кулак, был вызван… всего лишь страхом.

"Что, в конце концов, значит темнота? — спросил он себя. — Ты можешь только ползти, продвигаясь вперёд дюйм за дюймом, Вансен. Ты червяк. А разве червяки боятся темноты?"

Эта мысль, как ни странно, помогла; ещё немного — и его сердце застучало ровнее. Неожиданно Феррас увидел себя будто глазами бога — небожителя с чувством юмора: какая-то козявка не на своём месте, застрявшая в подземном ходе, как сушёная горошина в камышовой трубке — в такой, из какой он обстреливал в детстве горохом своих братьев и сестёр. Земля окружала его, но она же его и обнимала, защищая — нежно, по-матерински. Ничего не оставалось, кроме как продвигаться вперёд. Если он вдруг застрянет в тесном месте, то просто станет дёргаться до тех пор, пока не освободится.

"Вперёд. Только вперёд, — повторил он про себя. — В ином нет смысла. О, как, наверное, боги сейчас хохочут надо мной!”

Потный, замёрзший, со слезящимися от попавшей в них грязи глазами и трясущимися конечностями Вансен наконец выбрался с дальней стороны трещины в маленькую пещерку, показавшуюся ему после тесноты хода такой же просторной и полной свежего воздуха, как Главный храм в Южном Пределе. Следом за ним вылез Бурый Уголь, а потом и Сурьма, крепко, будто ребёнок — бечеву воздушного змея, сжимавший верёвку, к которой был привязан дроу. Молча они поели и отдохнули, и когда Вансен смог стоять на ногах, не чувствуя дрожи в коленях, двинулись дальше.

Им попалось ещё только несколько узких мест, да и то — никак не сравнимых с тем длинным удушливо тесным лазом; наконец примерно через час или два уверенного движения в горку они добрались до галереи, явно обработанной руками существ разумных — грубо обтёсанные каменные колонны, оставленные, чтобы поддерживать крышу, придавали череде длинных низких залов сходство с пчелиным ульем или садовым лабиринтом. Пока Феррас гадал, кем и чем были созданы такие палаты, град стрел обстучал камни над их головами. Капитан и Сурьма бросились на землю — монах при этом дёрнул за верёвку так сильно, что сбил дроу с ног, и коротышка шлёпнулся на пол словно кукла.

Атакующие быстро установили точное направление, и наконечники продолжили выклёвывать камень вокруг маленького отряда. Какой-то отщеп кольнул Вансена в щёку. Бурый Уголь, съёжившийся рядом с Сурьмой, закричал на своём гортанном наречии, обращаясь к невидимому противнику.

— Что он говорит, переводи! — потребовал капитан.

— Я понимаю не все слова, — Сурьма вслушался в ответный выкрик.

Бурый Уголь заорал снова, на этот раз с каким-то странным отчаянием в голосе.

— Наш дроу сказал им, что мы пришли с миром, чтобы поговорить с тёмной леди, — тихо пояснил монах Вансену. — Но остальные — тоже дроу — толкуют что-то о верёвке вокруг его ноги. Думаю, они ему не доверяют — считают, что мы заставили его солгать про нас.

— Обрежь верёвку.

— Что?

— Ты меня слышал. Обрежь верёвку, развяжи — как хочешь. Но отпусти его к ним, чтобы они увидели: мы говорим правду.

— Простите, капитан, но вы в своём уме? Что тогда помешает им нас убить?

— А ты не понимаешь, брат? Мы не можем драться с ними. У них — луки, у нас — нет, кроме того, они, возможно, уже послали за подкреплением. Отпусти дроу.

Сурьма покачал головой, но выполнил приказ. Когда Бурый Уголь понял, что делает монах, то выпучил глаза от удивления. Стоило верёвке упасть на землю, он осторожно, дюйм за дюймом начал отодвигаться от своих пленителей.

— Скажи ему, пусть передаст товарищам, что мы пришли с миром.

К тому времени, как Сурьма закончил переводить, дроу уже шагал, подняв руки вверх, к своим. Одинокая стрела вылетела из теней, но, по счастью, свистнула мимо. Уголь зло вперился во тьму, в место, откуда она появилась, и больше никто не стрелял.